– Не смотри, Ари, – сказала она.

Но я уже увидела Мармеладку, лежащую на ступеньках. Снег вокруг нее был забрызган кровью.

– Бедная кошка, невинное создание. Какой зверь мог сотворить такое?

– Вернись в дом, – прошипела мне Мэри Эллис Рут.

Она подняла меня за плечи и втолкнула в коридор за кухней. Затем протиснулась мимо меня и плотно закрыла за собой кухонную дверь.

Через несколько секунд я ворвалась на кухню. Но она была пуста. Я подбежала к задней двери и через окно увидела, как Рут подняла кошку. Тело Мармеладки уже окоченело. Шея у нее была сломана, подбородок задран к небу… Мне хотелось кричать.

Рут пронесла трупик мимо окна и исчезла из виду, но когда она проходила, я видела ее лицо, ее мясистые губы кривились в злой улыбке.

Я не рассказала миссис Макги о тени, которую видела в тот же день до рассвета. Почему‑то я знала, что, если расскажу, будет только хуже.

Позже в тот же день, когда я ждала в кухне начала ежедневных занятий с отцом, я услышала голоса внизу.

– Поздравляю, – сказала Рут.

– Спасибо, – донесся папин голос. – И с чем же?

– С тем, что продемонстрировали свою истинную натуру, – довольно промурлыкала она. Затем добавила: – Кошку я закопала.

Я бросилась в гостиную, чтобы не услышать больше.

ГЛАВА 2

В тот год, когда мне исполнилось тринадцать, я узнала: почти все, что мне говорили об отце, было ложью. Он не страдал волчанкой, не был вегетарианцем. И он не хотел, чтобы я появилась на свет.

Но правду эту я узнавала постепенно, а не в результате мгновенного ослепляющего открытия, хотя для драматического эффекта предпочла бы второе. В том‑то и сложность с описанием собственной жизни: приходится как‑то разбираться с длинными скучными периодами.

К счастью, большинство из них остались в первой главе. Детство мое, в общем и целом, было настолько бедным на события, что при взгляде назад мне кажется, будто оно прошло во сне. Теперь я хочу перейти к более осмысленным моментам, к реальному времени тринадцатого года моей жизни и тому, что за ним последовало.

В том году я впервые праздновала свой день рождения. В предыдущие годы это было так: папа вручал мне подарок за обедом, а миссис Макги ставила на стол непропеченный кекс с потекшей глазурью. Оба эти события имели место и в нынешнем году, но на следующий день, шестнадцатого июля, миссис Макги взяла меня к себе домой. Предполагалось, что там я поужинаю и переночую: еще одно «впервые» в моей жизни – прежде я никогда не спала вне собственного дома.

Из гостиной я подслушала, как папа обсуждает это с миссис Макги. Его еще нужно было убедить, что со мной в чужом доме все будет в порядке.

– Ребенку нужны друзья, – твердо заявила миссис Макги. – По‑моему, она до сих пор переживает гибель соседской кошки. Ей надо отвлечься.

– Ари очень хрупкая, миссис Макгаррит. Она не такая, как другие дети.

– Вы чрезмерно ее опекаете, – возразила миссис Макги с силой, которой я в ней не подозревала.

– Она так уязвима. – Папин голос звучал негромко, но убедительно. – Я могу только надеяться, что она не унаследовала мой недуг, поскольку мы не располагаем средствами для выяснения этого наверняка.

– Об этом я не подумала, – сокрушенно отозвалась миссис Макги. – Извините.

После паузы отец сказал:

– Я не возражаю, чтобы Ари переночевала у вас, если вы обещаете не спускать с нее глаз и привезти ее домой, если что‑нибудь пойдет не так.

Миссис Макги обещала. Я тихонько прикрыла дверь гостиной, гадая, чем же так обеспокоен папа.