– Что получилось?

    – Да с Евангелием.

    – Один из парней, играющих в «Гнездышке» как-то раз вечером пригласил меня в церковь. Сказал, что им нужен трубач. Я думал, это будет что-то вроде благотворительного собрания – ну, знаешь: приходишь, играешь, получаешь свою плату и уходишь. Но когда мы пришли туда, каждый приветствовал меня с такой теплотой, что я почувствовал себя совсем своим. В общем, не пойму; просто мне стало как-то очень хорошо. Оказалось, что священник прежде был пианистом по части бочковой музыки, пока не обратился к Богу.

    – Да неужто?

    – Пожалуй, этим-то церковь и подкупила меня. Я просто почувствовал себя уютно, да вдобавок там были другие музыканты. А вскоре и Евангелие обрело для меня смысл. Будто я в глубине души нуждался в нем и оказался готов к обращению.

    – Так значит, ваши собрания не похожи на католические мессы?

    – Никакого сравнения. В нашей церкви вообще не блюдутся никакие ритуалы. В том смысле, что можно вскочить и орать, если на тебя найдет такое желание. Словом, гораздо свободнее.

    – А священник – негр?

    – Спрашиваешь! Это же негритянская церковь.

    – Так ты что, единственный белый во всем приходе?

    – Есть еще несколько человек, состоящих в смешанном браке, но из ирландцев я один. Амброз – это священник – говорит, что расовая принадлежность членов конгрегации не важнее цвета носков, что ты носил вчера.

    – Ну, раз тебе там по душе – почему бы и нет?

    – Инди, церковь заново открыла мне глаза на мир. На самом деле открыла.

    Шеннон явно говорил от всего сердца; Инди не имел ничего против. Он лишь надеялся, что его старый друг не уйдет в религию настолько, чтобы стать нетерпимым к иноверцам и инакомыслящим.

    – Джек, сделай мне одну любезность, а? Никогда не пытайся убедить меня, что мир сотворен во вторник утром шесть тысяч восемьсот двадцать три года назад.

    – А разве не в четверг? – рассмеялся Шеннон. – Ладно уж, обещаю. Может, я и буду так думать, раз такое сказано в доброй книге, но не стану пытаться заставить тебя поверить тому же.

    Минута прошла в молчании, затем Шеннон снова заговорил.

    – Знаешь, может и не так уж скверно вместе оказаться в тюрьме.

    – Как это?

    – У нас впервые за много времени появилась возможность поговорить.

    – Это верно.

    – Надеюсь, ты получишь работу в университете. Было бы замечательно иметь тебя под боком. По крайней мере, когда все утрясется.

    – Единственная проблема с работой, что мне снова придется преподавать кельтскую археологию, а ведь я именно от нее и бежал.

    – Знаешь, может, тебе следует вернуться к переводу текстов. Ты ведь по части языков дока.

    – С какой стати ты об этом вспомнил? – с подозрением спросил Инди.

    – Да я и сам не знаю. Просто пришло в голову, что нечто этакое могло бы снова сблизить тебя с отцом. По-моему, всякому важно наладить отношения с родителями, особенно с отцом.

    – Джек, не волнуйся за нас с отцом. Мне ситуация известна лучше, чем тебе: переводом древних текстов его чувств не завоюешь. Во всяком случае, при сложившихся обстоятельствах.