|
.. Подождите, может быть, Дезире здесь... Это была бакалейная лавочка, но сквозь витрину Мегрэ увидел на конце прилавка бутылки, а в глубине зала два столика для посетителей. Луи вернулся ни с чем. - Он уже побывал здесь рано утром. Должно быть, успел везде причаститься... До сих пор Мегрэ видел всего два кафе: "Золотой лев" и "Три мула". За какие-нибудь полчаса Луи показал ему не меньше дюжины питейных заведений. Это не были настоящие кафе, просто лавчонки, неискушенный прохожий их даже и не заметил бы. Шорник открыл распивочную рядом со своей мастерской. Кузнец-тоже. И почти всюду Дезире уже успел побывать. - Каков он был? - Хорош! Ясно, что это означало. - Уходя отсюда, он торопился: у него были какие-то дела на почте... - Сейчас почта закрыта, - заметил Луи, - но я знаю девушку, которая там работает. Придется постучать к ней в окошечко. Вам она откроет. - Прекрасно, тем более что мне надо позвонить по телефону, - согласился Мегрэ. И впрямь, стоило только Луи постучать, как окошечко приоткрылось: - Это ты, Луи? Что тебе? - Месье из Парижа, ему надо позвонить. - Сейчас открою. Мегрэ попросил соединить его с домом месье Но. - Алло! Кто у телефона? Голос был мужской, но Мегрэ не узнавал его. - Алло! Что вы сказали? Ах, простите... Это месье Гру-Котель?.. Я не узнал вашего голоса... Говорит Мегрэ. Передайте, пожалуйста, мадам Но, что я не смогу быть к обеду... Да, да, и мои извинения... Нет, ничего особенного... Я еще не знаю, когда вернусь... Выходя из кабины, Мегрэ по лицу Луи понял, что у того есть какие-то интересные новости. - Сколько с меня, мадемуазель?.. Спасибо... Простите за беспокойство... На улице Луи, страшно взволнованный, стал рассказывать: - Я же вам говорил: происходит что-то странное. Часов в одиннадцать на почту приходил папаша Дезире. И знаете зачем? Он послал пятьсот франков сыну в Марокко... Его сын-отъявленный шалопай, и почему-то ему взбрело в голову уехать туда. Когда он был здесь, они со стариком каждый день скандалили и дрались... Дезире никогда не видели трезвым. Теперь сын изредка пришлет ему письмецо, и всегда только ради того, чтобы пожаловаться и попросить денег... А Дезире все деньги пропивает. У него никогда нет ни су. Случается, в начале месяца он пошлет сыну франков двадцать, а то и десять... Да, так вот, я хотел бы знать... Подождите... Если у вас есть еще время, мы зайдем к его свояченице... Мегрэ уже узнавал улочки и дома - ведь с самого утра они бродили по одним и тем же местам. Теперь ему были знакомы даже лица прохожих и фамилии лавочников, намалеванные на вывесках. Погода не только не разгулялась, но стала еще пасмурнее. Воздух был тяжелый, сырой, тумана, правда, пока не было, но чувствовалось, что он вот-вот окутает землю. - Его свояченица занимается вязанием. Она старая дева и была в услужении у бывшего кюре. Нам сюда... Луи поднялся по ступенькам, которые вели к выкрашенной в голубой цвет двери, постучал, вошел в дом. - Дезире не у вас? И тут же знаком подозвал Мегрэ. - Привет, Дезире... Мадемуазель Жанна, простите меня... Вот месье из Парижа хочет поговорить с вашим шурином... Они очутились в очень чистой небольшой комнатке. Перед кроватью красного дерева, на которой возвышалась огромная, алого цвета перина, стоял накрытый стол. На столе - расписная тарелка с двумя отбивными. В углу над распятием висела ветка самшита, на комоде под стеклянным колпаком красовалась статуэтка богородицы. Дезире попытался было приподняться, но понял, что рискует свалиться со стула; и потому остался сидеть неподвижно, пытаясь сохранить достойный вид, и бормотал, еле ворочая языком: - Чем могу служить? Он был вежлив, Дезире, и не уставал напоминать об этом: - Может, я пьян. |
