Она попытается связать тебя с Джайан.
Джинни лежала, сжавшись в комочек.
– Джинни, Град все сделает. Он в Цитадели, где живет Ученый.
Молчание.
– Просто потерпи, ладно? Потерпи. Что‑нибудь случится. Поговори с Джайан. Может, она что‑нибудь узнала… – Древесный корм, нужно же что‑то сказать… – Выясни, где держат беременных женщин. Погляди, придет ли Град, чтобы осмотреть их. Он должен. Скажи, мы надеемся на него, ждем.
Джинни не двигалась. Голос ее был приглушенным:
– Ладно, я слушаю. Но я не могу этого вынести. Не могу.
– Ты крепче, чем думаешь.
– Если еще один мужчина выберет меня, я убью его.
Кое‑кто из них предпочитает женщин, которые сопротивляются, подумала Минья, но вслух сказала:
– Подожди. Мы еще перебьем их всех.
Много времени прошло, прежде чем Джинни поднялась на ноги.
Глава шестнадцатая. ГУЛ МЯТЕЖА
Гэввинг проснулся оттого, что кто‑то притронулся к его плечу. Не шевелясь, он приоткрыл глаза.
Здесь было три яруса гамаков, и Гэввинг лежал на верхнем. В освещенном дневным светом дверном проеме вырисовывался черный силуэт надсмотрщика. Казалось, тот заснул стоя, что было совсем неудивительно в мягком приливе Лондон‑Дерева. В тусклом свете барака Альфин цеплялся за гамак Гэввинга. Он заговорил возбужденным шепотом, напоминающим подавленный крик:
– Они поставили меня на работу в Устье.
– Я думал, этим занимаются только женщины, – по‑прежнему не двигаясь, сказал Гэввинг.
Под ним храпел Йорг – пухлый, робкий человек‑«евнух», слишком глупый, чтобы шпионить за кем‑либо. Но койки стояли довольно тесно.
– Я видел ферму, когда нас вели мыться. Там они много чего делают неправильно. Я сказал об этом надсмотрщику, и он разрешил мне поговорить с женщиной, которая ведет ферму. Ее зовут Кор, и она меня слушает. Я – консультант.
– Хорошо.
– Еще пара сотен дней – и я попробую и тебя вытащить. Но сначала я хочу показать, на что способен.
– У тебя найдется возможность поговорить с Миньей? Или с Джинни?
– Еще не придумал. Они разъярятся, если я попытаюсь говорить с женщинами.
Снова стать хранителем Устья… видеть Минью, но не говорить с ней. Правда, не исключено, что Альфин сможет передавать послания, если согласится пойти на такой риск. Гэввинг перестал думать об этом.
– Сегодня я узнал кое‑что. Дерево действительно перемещается, и двигает его ГРУМ, летающий ящик. Они заселяют другие деревья…
– А нам‑то что?
– Еще не знаю.
Альфин отодвинулся от гамака.
Терпение давалось Гэввингу с трудом. Поначалу он не мог думать ни о чем, лишь о побеге. Ночами он доводил себя до безумия, вспоминая Минью… Но он научился спать, и работать, и ждать, и учиться.
Надсмотрщики не отвечали на вопросы. Так что же он узнал, чему научился? Женщины ухаживали за фермами в Устье и готовили, беременные женщины жили где‑то в другом месте. Мужчины занимались механизмами и работали тут, в верхней части кроны. Разморы говорили об освобождении, но никогда – о бунте.
Не взбунтуются они и сейчас, когда через восемь периодов сна начнется Праздник. Потом, может быть, но разве Флот не знает этого по опыту? Надсмотрщики будут готовы. Они не расстаются со своими дубинками – палками из твердого дерева полуметровой длины. Хорс говорил, что женщины‑надсмотрщицы тоже носят такие. Может, и Флот снабдят дубинками вместо мечей… или нет.
Что еще? Работа на педалях выматывает. Если их разрушить – все, что сделано из космоштук, это повредит Лондон‑Дереву, но не скоро. |