Несколько человек были ранены, стройные ряды коммунистов рассеяны и обращены в паническое бегство, а сам капитан
получил сильнейший нагоняй. Позднее с высоты здания, расположенного возле Гарфилд-парка, на головы тех же самых красных посыпались камни и
обломки кирпичей. Некоторые демонстранты попытались было бросать эти камни и кирпичи обратно, однако руководители демонстрации выводили таких
людей из рядов колонны, и она шла дальше, оставив нескольких своих товарищей в кузове грузовика, приспособленного под походный госпиталь.
Поднявшись на крышу, полиция смогла задержать трех человек в серых рубашках. Этим их улов и ограничился.
Все утро то там, то здесь возникали столкновения, главным образом в юго-восточной части города. Еще несколько стычек имели место у вокзала
"Юнион депо".
В результате столкновения на Второй улице, которое закончилось еще до прибытия полиции, было обнаружено тело серорубашечника. Этот человек
лежал, раскинувшись на мостовой, и голова его была расколота, словно упавший с высоты цветочный горшок. Пока это был единственный
зарегистрированный случай убийства. Для того чтобы не упустить момент, требующий вмешательства армии, Главное управлении полиции регулярно
передавало все сведения об обстановке в городе в кабинет министра обороны.
Министр закончил говорить по телефону, и генерал-майор Каннингем спросил его:
- Ну, так что там говорит наш добрый президент?
- Все отдано на мое усмотрение. - При этих словах министр обороны почесал свое ухо. - Смешно. Я должен решать, нужно ли применять войска.
Мне не удалось поговорить с самим президентом, но Браунелл сказал, что это решение - окончательное. Он направляет сюда это распоряжение,
сделанное в письменной форме.
- Ну и?..
Министр покачал головой:
- Давайте подождем, что нового нам сообщит Тэннер.
Начальника полиции Тэннера, который не располагал столь уединенным кабинетом, как у министра обороны, осаждали со всех сторон. Он же больше
всего на свете не любил беспокоиться. Кражи со взломом, дорожно-транспортные происшествия и даже имевшие место убийства не относились к поводам
для беспокойства.
Это была составная часть его работы, и этих событий следовало ожидать. Однако коммунисты, серорубашечники и прочие, к ним относящиеся, при
всем том, что их деятельность казалась начальнику полиции вполне подпадающей под понятие "преступная", имели корни, и тут уж ничего не попишешь.
Корни эти тянулись к такому множеству карманов в политической среде, что неизбежно приходилось обращаться с ними так, как если бы они были
обычными гражданами. И если бы только они одни! Тэннер только что положил телефонную трубку, выслушав доклад лейтенанта полиции, который
сообщил, что на углу Четырнадцатой улицы и Нью-Йорк-авеню собралась большая группа женщин, человек сто или более, требующих, чтобы им разрешили
пройти маршем по Пенсильвания-авеню к самому Капитолию.
Еще лейтенант сказал, что они являются членами ассоциации "Женщины за мир", хорошо одеты, настроены очень решительно и несут огромные
транспаранты с антивоенными лозунгами. Когда начальник полиции приказал лейтенанту, чтобы тот попросил митингующих разойтись, и когда лейтенант
в ответ на это сказал, что ему потребуется целый взвод, чтобы справиться с ними, начальник завопил:
- Ладно, пусть они маршируют, эти чертовы дуры!
Очередной рапорт о беспорядках, сделанный около одиннадцати часов дня, был последней каплей в чаше терпения начальника полиции; он сказал
вышедшему с ним на связь капитану, чтобы тот обратился к министру обороны и доложил обстановку непосредственно ему. |