Я поднимаю бутылку, предлагая:

– Уверен, что не хочешь выпить?

Он выбивает ее из моей руки, и бутылка присоединяется к груде мусора на полу.

– Да, я помню, что ты больше любишь джин, но это было неуместно. – Его лицо остается каменным. – Боже, Тобиас, я просто хочу поговорить.

Смертоносный взгляд проходится по мне, и мое тело отвечает каждой клеточкой, на которую пал его взор. Тобиас чертовски красив, а его гнев возвращает меня мыслями к долгим ночам, которые мы проводили, изгоняя нашу ненависть друг к другу гораздо более действенным способом. Возраст придал ему шарма, и я ловлю себя на мысли, что меня тянет прижать его, даже такого возмущенного, к себе.

Я кладу ладони на его тяжело поднимающуюся и опускающуюся грудь. Он возмущен, но не отстраняется.

– Ты когда нибудь думал обо мне?

– Нет.

– Лжец, – растягивая слова, говорю я, улыбаясь.

Тобиас до боли сжимает мою руку и отстраняется.

– Это не игра.

– Знаю, – тихо произношу я. – Число жертв. Сколько их теперь? А меня ты включил? Добавил в этот список нас?

Похоже, мои слова его задевают, и он отводит взгляд.

– Я медленно умирала каждый день с момента отъезда.

Он сжимает челюсти, а мне так хочется коснуться его подбородка, усмирить его гнев. Тобиас читает мои мысли и презрительно усмехается.

– Ты пьяна.

– Я просто хочу поговорить. Пожалуйста, пожалуйста , поговори со мной.

Он берет со стола мою сумочку и отыскивает в ней ключи, после чего берет меня за руку как ребенка и ведет к запасному выходу.

– Тобиас, подожди, пожалуйста, подожди.

Я выхватываю у него сумку и беру конверт с наличкой, снятой сегодня утром. Кладу его на стол, а потом обращаюсь к Эдди, который растерянно оглядывает бар:

– Эдди, извини. Это должно покрыть расходы.

Взгляд Эдди говорит, что отныне мне здесь не будут рады.

Тобиас не тратит ни секунды, тащит меня мимо уборной, а потом мы вылетаем через запасный выход. Он отпускает меня, и я спотыкаюсь на каблуках. Стоит выйти на ночной воздух, как я поворачиваюсь обратно к зданию, и меня тошнит.

– Putain .

Тобиас убирает подальше мою сумку и, подойдя, берет меня за волосы.

– Нервы шалят, – говорю я сквозь бесплодные рвотные позывы.

Еще одно ругательство, когда я снова сжимаюсь, и он отпускает мои волосы, скрывшись за дверью рядом со мной. Опустошив желудок, тяжело дышу, чувствуя отвращение к себе за то, что не смогла сдержать позыв. Быть в этом городе, видеть его, его реакцию на меня, испытывать эти эмоции – все это слишком. Все равно что постоянно получать удары шаровым тараном.

Тобиас возвращается через минуту с бутылкой воды, откручивает крышечку и пихает ее мне.

Сострадание.

Его чувства сохранились. Но все еще скрыты.

Глядя на него, беру бутылку и делаю глоток.

– Не смотри на меня так, – рявкает он и вытаскивает из кармана телефон.

– Как «так»? – Я киваю на его мобильник. – Что ты делаешь?

– Везу тебя домой.

– К чему такая забота? Уверена, ты был бы рад, если бы я вдруг съехала с обрыва.

– Ты всегда любила драматизировать.

Прислоняюсь головой к кирпичной стене и смеюсь.

– Ты только что раскурочил бар, а драматизирую я?

Тобиас отворачивается, вытаскивает из кармана пачку сигарет и поджигает одну.

– Я и не собиралась садиться за руль.

Он даже взглядом меня не удостаивает, когда на его звонок отвечают.

– Привет, срочно пришли к бару машину.

Пауза.

– Подвезти надо. – Пауза. – Сесилию.

Слышу на том конце слабый голос:

– Они не такси.