|
Таков был официальный приказ, согласно которому никто не должен был безоружным удаляться более чем на полмили от крепостных пушек. Летом начинался сезон ирокезских набегов, к тому же никто не был застрахован от воинственности абенаков, готовых напасть на любого белого, показавшегося им подозрительным. Площадь уже была полна народу. Повсюду сновали дети. Анжелика услышала их громкие выкрики: - Кажется, будут вешать Золотую Бороду! - А сначала его будут пытать... Кровь застыла у нее в жилах. Пришел час, которого она ждала и боялась после пленения Колена. - "Нет! Нет! Я не позволю его повесить, - говорила она себе, - я буду кричать, устрою скандал, но не дам его повесить! Пусть Жоффрей думает что угодно!" Не сменив нарядного платья, она отправилась на площадь, и нимало не смущаясь пристальных взглядов зевак, заняла место в первом ряду. В этот момент ей было не до забот о том, что могут подумать о ней, и что скажут люди о ее присутствии на площади. Несмотря на нервную дрожь, ей удалось сохранить самообладание, и ее надменный вид интриговал и сбивал с толку любопытных. Платье она выбрала, почти не раздумывая, строгое и пышное, из черного бархата, расшитого узкими кружевами вперемежку с мелким жемчугом. Взглянув на него, она подумала: "Платье для королевских похорон". Но Анжелика не собиралась хоронить Колена, она рассчитывала его спасти! В последний момент она нарумянила лицо, не очень старательно растерев крем шершавыми пальцами по мертвенно бледным щекам. Выглядела она плохо. Тем хуже! Многие, наверное, заметили ее необычайную бледность и лихорадочное состояние, но никто не проронил ни слова. Блеск ее зеленых глаз как бы замораживал любое готовое сорваться обидное слово. - Посмотрите на нее, - сказал по-английски Ванерек лорду Шэрилгаму, - она очаровательна. Какая величественная осанка! Какая великолепная надменность! Совсем как у истинной англичанки, дорогой друг. Не правда ли, она стоит Пейрака? Как она парирует враждебные и неодобрительные взгляды! Она наверняка вела бы себя так же, если бы на груди у нее была пунцовая буква "А", которой - как вам конечно известно, дорогой, - ваши пуритане из Массачусетса отмечают неверную жену. Англичанин поморщился. - Пуритане не очень чувствуют, оттенки, мой дорогой. Он взглянул на Нокса Мазера, который обсуждал со своими викариями, допускает ли богословское учение казнь человека в день Господа. Не помешает ли это отдыху, приличествующему такому дню? Или же, напротив, это событие в воскресный день позволит Господину принять отлетевшую душу с меньшей поспешностью? - Мы, светские люди, - продолжал английский лорд, - легко соглашаемся простить столь красивой женщине небольшие грешки. - Сколько поставили бы вы на пари, что она будет защищать своего любовника с таким же жаром и страстью, как леди Макбет? - Двадцать фунтов... Шекспиру понравилось бы в этой стране, вполне английской как по праву, так и по духу... Лорд поднес к глазам очки, которые висели на его парчовом мундире. Они были украшены бантами в соответствии с последней лондонской модой. - А вы, Ванерек, сколько бы вы поставили на пари, что эта женщина, на вид такая хрупкая, обладает аппетитными округлостями; освободившись от своих одежд, она могла бы соперничать с Венерой, выходящей из морской пены? - Не будем делать ставки, мой дорогой, я это знаю наверняка, я ее обнимал. |
