Но как только стрела воткнулась ей прямо в… хм, то она сразу же почувствовала боль и уязвленное самолюбие. Издав истошное ржание, она поднялась на дыбы, наглядно продемонстрировав, насколько она сильное животное, потому что на пристегнутую к ней телегу ей было в этот момент наплевать. Проделала она этот маневр так резко, что Бакфорд и Криспин не удержались и выпали из телеги прямо на дорогу, а пока поднимались, эта зверюга без разбега скакнула через препятствие, да так, что умудрилась протащить за собой телегу. Вот что значит правильная мотивация. Только вот мне от этого было не слишком весело. Телегу мотнуло, затем подбросило, а следом взбесившаяся скотина с места понеслась галопом. Все случилось настолько быстро, что никто не сумел отреагировать. Только я сел и успел заорать. А еще я успел вытащить кинжал и с силой метнуть его в стоящего прямо посреди дороги явно растерявшегося разбойника. Бросок был неудачный: на трясущейся телеге, по движущейся цели, а бандит в это самое время опомнился и решил убежать, да еще и балансировка оружия оставляла желать лучшего. Кинжал вонзился ему в плечо, а пронесшаяся мимо него лошадь вильнула, телегу занесло и бандюган с воплями, перемежающимися стонами, завалился прямо на меня, опрокинув обратно на тюки и вышибив на мгновение дух.
Последнее что я услышал, был рев капитана Гастингса у нас за спиной.
— Аларм!
Лошадь неслась с бешенной скоростью, но умудрялась поворачивать именно в тех местах, где дорога делала повороты. Вот только телеги не были предназначены для подобных маневров. На одном из таких поворотов телегу занесло, и она за счет инерции, созданной ее немаленьким весом, несколько секунд дрифтовала, прежде чем оглоблями врезаться в стоящее близко к дороге дерево. Дерево в отличие от оглобель выдержало, и лошадь, лишенная тяжелого груза, понеслась еще быстрее, показав нам свой хвост. Телега остановилась. Мы с грабителем с облегчением посмотрели друг на друга, и он попробовал пошевелиться. Мы не видели этого обрыва, он был скрыт кустарником. Как только грабитель шевельнулся, телега, как оказалось, зависшая над обрывом одной парой колес, резко накренилась и, сорвавшись в недолгий полет, приземлилась и покатилась под откос, наращивая скорость.
Я вцепился в борта и зажмурился, прощаясь с жизнью. Сильный удар и я ощутил все прелести свободного полета без парашюта. Без чего? Додумать такую умную мысль мне не дало такое же свободное, как до этого полет, падение. Я сумел сгруппироваться и покатился кубарем, закрывая руками свою многострадальную голову. Если меня еще раз по ней приложит, то сомневаюсь, что все воспоминания вернуться и лечение подобным, сыграет на манер верного и действенного лекарства. Единственное, что я мог бы в этом случае, так это гыгыть и мычать на радость врагам моего павшего государства. Ох какая каша в голове, зато она дала мотивации еще лучше сгруппироваться и пережить несколько мгновений, сохраняя конечности в полном комплекте и защитив дурную голову на плечах. Было больно, но, по крайней мере, я себе ничего не сломал, чего нельзя было сказать про горе-бандита, если судить по его вою, постепенно переходящего в поскуливание.
Когда мое кувыркание прекратилось, я растянулся на земле, покрытой как на той поляне мягкой зеленой травкой. Пару минут просто лежал, отмечая про себя боль в правой ноге. Я отмечал то, что нога болит, но никак не мог понять, почему она болит. Как может болеть то, чего уже давно нет? Но ведь нога была! Я сам ее видел! Резко сев, вызвав этим новый приступ головокружения, я переждал, пока мой мозжечок прекратит изображать вертолет, и принялся разглядывать ноги. Ноги как ноги — обе целые и невредимые, довольно длинные и сильные, еще бы, столько на лошади скакать, хорошо еще, что не колесом. На ноги были натянуты бархатные штаны, с кожаными вставками в самых неожиданных местах. Я попытался подвигать сначала левой ногой, что далось мне без особых проблем, а вот с правой вышла заминка: двигаться и подчиняться сигналам из мозга она явно не хотела. |