|
.. Тогда я опомнился. Ясно, что коли человек полицию зовёт бога своего поддержать, стало быть, ни сам он, ни бог его никакой силы не имеют, а тем паче -- красоты. Поднимаюсь с колен и говорю: -- Пустите-ка меня... Отшатнулся старик, задыхается: -- Что хочешь делать? -- Уходить хочу! Научиться, -- мол, -- мне у вас нечему, речи ваши мертвы, да и бога ими умерщвляете вы! Он снова начал говорить о полиции, ну, мне это всё равно: полиция больше того не отнимет, сколько он хотел. -- Славе божией, -- говорю ему, -- служат ангелы, а не полиция, но ежели вы иначе веруете -- поступайте по вере вашей. Наскакивает он на меня, зелёный. -- Алексей, -- кричит, -- гони его вон! Алексей этот с большим усердием вытолкал меня на улицу. Вечер был, часа два беседовал я с протопопом. Сумрачно на улице, скверно. Народ везде гуляет, говор и смех -- о ту пору праздники были, святки. Иду расслабленно, гляжу на всех, обидно мне и хочется кричать: "Эй, народ! Чему радуешься? Бога у тебя искажают, гляди!" Иду -- как пьяный, тоска мне, куда идти -- не знаю. К себе, на постоялый, -- не хочется: шум там и пьянство. Пришёл куда-то на окраину города, стоят домики маленькие, жёлтыми окнами в поле глядят; ветер снегом поигрывает, заметает их, посвистывает. Пить мне хочется, напиться бы пьяному, только -- без людей. Чужой я всем и перед всеми виноват. "А что, -- думаю, -- пойду вдоль по полю, куда приду?" Вдруг из ворот женщина выскочила, в одном платье, едва шалью покрыта; взглянула в лицо мне, спрашивает: -- Как зовут? Понял, что гадает она, говорю: -- Не скажу, потому -- несчастлив человек. Она смеётся. -- На праздниках-то? Мне веселье не в пору. -- А что, -- спрашиваю, -- есть здесь близко трактир какой-нибудь, посидел бы я там, а то -- холодно! Смотрит она на меня пристально и говорит ласково так: -- Вон там трактир, а хочешь -- иди ко мне, чаем напою! Не подумал и -- без воли -- пошёл за нею. Вот я в комнате; на стене лампа горит, в углу, под образами, толстая старуха сидит, жуёт что-то, на столе -- самовар. Уютно, тепло. Усадила меня эта женщина за стол; молодая, румяная она, грудь высокая. Старуха из угла смотрит на меня и сопит. Лицо у неё большое, дряблое и словно без глаз. Неловко мне -- зачем пришёл? Кто такие? Спрашиваю молодку: -- Чем занимаетесь? -- Кружева плетём Верно: с полки гроздьями коклюшки висят. А она вдруг задорно улыбнулась и говорит прямо в глаза мне: -- А ещё -- гуляю я! Старуха засмеялась жирновато: -- Экая ты, Танька, бесстыдница! Не скажи старуха этого -- я бы не понял Татьяниных слов, а понял сконфузился. |
