|
Дни идут, как слепые лесом по тесной тропе, натыкаясь друг на друга, а игумен не зовёт меня. Темно мне. В то время -- в двадцать два года от роду -- первые седые волосы явились у меня. Хочется с прекрасным монахом поговорить, но вижу я его редко и мельком -- проплывёт где-нибудь гордое лицо его, и повлечётся вслед за ним тоска моя невидимой тенью. Спрашивал я Михайлу про него. -- Ага-а!.. -- кричит Миха. -- Этот? Да, этот праведной жизни скот, как же! За игру в карты из военных выгнан, за скандалы с бабами -- из духовной академии! Из офицеров в академию попал! В Чудовом монастыре всех монахов обыграл, сюда явился -- семь с половиной тысяч вклад сделал, землю пожертвовал и этим велик почёт себе купил, да! Здесь тоже в карты играет игумен, келарь, казначей да он с ними. Девка к нему ездит... О, сволочи! Келья-то у него отдельная, ну, он там и живёт как ему хочется! О, великая пакость! Не верил я этому, не мог. Как-то раз прошу келаря, отца Исидора, допустить меня до игумена для беседы. -- О чём беседа? -- О вере, -- мол. -- Что такое -- о вере? -- Разные вопросы имею. Смотрит на меня сверху вниз; был он на голову выше меня, худой, костлявый, глаза умные, насмешливые, нос кривой и длинная острая борода. -- Прямо говори -- плоть одолевает? Далась им эта плоть! Неохота мне, но всё-таки сказал я ему кратко некоторые сомнения мои. Нахмурился, улыбается. -- Против этого, сын мой, молитва -- средство, молитвою да излечишь недуг души твоей! Но -- во внимание к трудолюбию твоему, а также по необычности просьбы твоей -- я игумену доложу. Ожидай! Слово "необычность" удивило меня, почувствовал я в нём пустоту, враждебную мне. И вот зовут меня к отцу игумену, смотрит он зорко, как я поклоны бью, и властно говорит: -- Передал мне отец Исидор желание твоё состязаться о вере со мной... -- Я, -- мол, -- не спорить хочу... -- А -- не перебивай речь старшего! Всякое рассуждение двоих об одном предмете есть уже спор, и всякий вопрос -- соблазн мысли, -- если, конечно, предмет не касается ежедневной жизни братской, дела текущего! Здесь у нас рабочее содружество, трудимся мы для поддержания плоти, дабы временно пребывающая в ней душа могла воспарять ко господу, молясь и предстательствуя милости его о грехах мира. У нас суть не училище мудрствования, а работа; и не мудрость нужна нам, но простота души. Споры твои с братом Михайлой известны мне, одобрить их не могу! Дерзость мысли твоей умеряй, дабы не впасть во искушение, ибо разнузданная, не связанная верою мысль есть острейшее оружие дьявола. Разум -- от плоти, а сия -- от дьявола, сила же души -- частицы духа божьего; откровение даруется праведному через созерцание. Брат Михаила, начальник твой, -- суровый монах, но истинный подвижник и брат, всеми здесь любимый за труды свои. Налагается мною на тебя эпитимия -- по окончании дневного труда твоего будешь ты в левом приделе пред распятием акафист Иисусу читать трижды в ночь и десять ночей. |
