|
-- Душа-то, чай, у всех одной величины, -- говорит, -- и одинаково дьяволу любезна! А скажи мне, как ты о смерти думаешь? Вот ты на ночлеге говорил всё: "жизнь, жизнь", а где же смерть? -- Тут, -- мол, -- где-нибудь! Погрозил он мне пальцем смешно таково и говорит: -- То-то и есть! Всегда она тут, да! -- Ну, так что? -- А -- то! И, поднимаясь на цыпочки, почти шепчет мне в ухо: -- Она -- всесильна ведь! Сам Исус Христос не избёг. Пронеси, говорит, мимо чашу эту, а отец его небесный -- не пронёс, не мог однако! Сказано: смертушка придёт -- и солнышко умрёт, да! Разговорился мой старичок, словно ручей с горы побежал: -- Надо всем она веет, а человек вроде как по жёрдочке над пропастью идёт; она крылом мах! -- и человека нет нигде! О, господи! "Силою твоею да укрепится мир", -- а как ему укрепиться, ежели смерть поставлена превыше всего? Ты и разумом смел, и книг много съел, а живёшь, пока цел, да! Смеётся он, а на глазах у него -- слёзы! Что я ему объясню? Никогда я о смерти не думал, да и теперь мне некогда. А он подпрыгивает, заглядывая в лицо моё побелевшими глазами, бородёнка у него трясётся, левую руку за пазуху спрятал, и всё оглядывается, словно ждёт, что смерть из-за куста схватит за руку его, да и метнёт во ад. Вокруг -- жизнь кипит: земля покрыта изумрудной пеной трав, невидимые жаворонки поют, и всё растёт к солнцу в разноцветных ярких криках радости. -- Как, -- мол, -- ты дошёл до таких мыслей? -- спрашиваю попутчика. Хворал, что ли, сильно? -- Нет, -- говорит, -- я до сорока семи лет спокойно и довольно жил! А тут у меня жена померла и сноха удавилась, -- обе в один год пропали! -- А ты не сам ли, -- мол, -- сноху-то в петлю загнал? -- Нет, -- говорит, -- это она от распутства! Я её не трогал, нет! Да ежели бы и жил я с ней -- это вдовому прощается: я -- не поп, а она -- не чужая мне! А я и при жене как вдовый жил: четыре года хворала жена-то у меня, с печи не слезая; умерла -- так я даже перекрестился... слава богу свободен! Ещё раз жениться хотел и вдруг задумался: живу -- хорошо, всем доволен, а надо умирать; это зачем же? Смутился! Сдал всё сыну и -- пошёл вот! На ходу-то, думаю, не так заметно, что к могиле идёшь, -- пестро всё, мелькает и как будто в сторону манит от кладбища. Однако -- всё равно! Спрашиваю я его: -- Тяжело тебе, дед? -- Ой, милый, так-то ли страшно -- и сказать не могу! Днём стараюсь на людях держаться, -- всё как будто и загородишься ими, смерть -- слепа, авось не разглядит меня или ошибётся, другого возьмёт! А вот ночью, когда всякий остаётся ничем не скрыт, жутко безо сна лежать! Так тебе и кажется -- веет над тобою чёрная рука, касается груди, ищет -- тут ли ты? Играет сердцем, как кошка мышью, а оно боится, а оно трепыхается... ой! Приподнимешься, оглянешься -- вокруг люди лежат, а встанут ли -- неизвестно! Это бывает, она и гуртом берёт: у нас в селе целое семейство -- муж, жена и две девоньки -- в бане от угара померли! Губы у него трясутся, будто он улыбается, а из глаз мелкие слёзы текут. |
