Изменить размер шрифта - +
Стариковы слова о боге, сыне духа народного,

беспокоят меня, не могу помириться с ними, не знаю духа иного, кроме живущего во мне. И обыскиваю в памяти моей всех людей, кого знал; ошариваю

их, вспоминая речи их: поговорок много, а мыслями бедно. А с другой стороны вижу тёмную каторгу жизни -- неизбывный труд хлеба ради, голодные

зимы, безысходную тоску пустых дней и всякое унижение человека, оплевание его души.
       "Где бог в этой жизни, где ему место в ней?"
       Спит старик. Хочется мне тряхнуть его, закричать:
       "Говори!"
       Скоро он сам проснулся, щурит глаза, улыбается.
       -- Эге, -- говорит, -- солнце-то к полудню идёт! Надо бы и мне идти!
       -- Куда, -- мол, -- по жаре такой? Хлеб, чай, сахар есть у нас. Да и не могу я отпустить тебя -- отдай обещанное!
       Смеётся:
       -- Я от тебя, злыдень, сам не отстану!
       Потом задумчиво говорит:
       -- Ты, Матвей, брось-ка шляться; это и поздно и рано тебе! Учиться надо; вот это -- в пору!
       -- А не поздно?
       -- Гляди на меня, -- говорит, -- пятьдесят три года имею, а у ребят грамоте учусь и по сей день!
       -- У каких это ребят? -- спрашиваю.
       -- Есть такие! Вот бы тебе с ними и пожить годок-другой. Иди-ка ты на завод один, недалеко, вёрст за сто отсюда, там у меня есть добрые

дружки!
       -- Ты, -- мол, -- сначала расскажи-ка, что хотел, а потом я подумаю, куда идти.
       Шагаем мы с ним по тропе вдоль дороги, и снова я слышу звонкий голос его, странные слова:
       -- Христос, первый истинно народный бог, возник из духа народа, яко птица феникс из пламени.
       И тотчас же сам вспыхнул весь, помахивает маленькой рукою пред лицом своим, точно ловит в воздухе новые слова, и поёт:
       -- Долго поднимал народ на плечах своих отдельных людей, бессчётно давал им труд свой и волю свою; возвышал их над собою и покорно ждал,

что увидят они с высот земных пути справедливости. Но избранники народа, восходя на вершины доступного, пьянели и, развращаясь видом власти

своей, оставались на верхах, забывая о том, кто их возвёл, становясь не радостным облегчением, но тяжким гнётом земли. Когда видел народ, что

дети, вспоённые кровью его, -- враги ему, терял он веру в них, то есть -- не питал их волею своею, оставлял владык одинокими, и падали они,

разрушалось величие и сила их царств. Понял народ, что закон жизни не в том, чтобы возвысить одного из семьи и, питая его волею своей, -- его

разумом жить, но в том истинный закон, чтобы всем подняться к высоте, каждому своими глазами осмотреть пути жизни, -- день сознания народом

необходимости равенства людей и был днём рождества Христова! Многие народы разно пытались воплотить свои мечты о справедливости в живое лицо,

создать господа для всех равного, и не однажды отдельные люди, подчиняясь напору мысли народной, старались оковать её крепкими словами, дабы жила

она вечно. И когда все эти мысли были сплочены -- возник из них живой бог, любезное дитя народа -- Иисус Христос!
       То, что он говорил о Христе, юном боге, было близко мне, но народа, Христа рождающего, -- не могу понять.
Быстрый переход