|
Ходит по комнате и меряет меня глазами, как сукно; мне это не нравится. -- Вы, -- говорит, -- давно знаете Иону? -- Четверо суток. -- Четверо суток? -- повторяет он. -- Это -- хорошо. -- Почему хорошо? -- спрашиваю. -- Так уж! -- говорит, пожимая плечами. -- А почему вы в фартуке? -- Книги, -- говорит, -- переплетал! -- Скоро дядя придёт, будем ужинать; может быть, вы с дороги помоетесь? Хочется мне дерзить ему, -- больно он солиден, не по летам это. -- Разве, -- мол, -- здесь умываются? Поднял брови. -- А как же? -- Не видал я умытых-то! -- говорю. Он прищурил глаза, поглядел на меня и спокойно таково говорит: -- Здесь люди не бездельничают, а работают; часто умываться времени нет. Вижу -- налетел я с ковшом на брагу, хочу ему ответить, а он повернулся и ушёл. Сижу я в дураках, смотрю. Комната -- большая, чистая, в углу стол для ужина накрыт, на стенах -- полки с книгами, книги -- светские, но есть библия, евангелие и старый славянский псалтирь. Вышел на двор, моюсь. Дядя идёт, картуз ещё больше на затылке, руками махает и голову держит вперёд, как бык. -- Ну-ка, я помоюсь, -- говорит, -- плесни-ка мне воды! Голосище -- труба, пригоршни -- с добрую чашку для щей. Смыл он несколько сажи -- оказалось под нею скуластое медно-красное лицо. Сели ужинать, едят, разговаривая о своих делах, не спрашивая, ни кто я такой, ни зачем пришёл. Но угощают меня заботливо, смотрят ласково. Много в них чего-то солидного, видно, что земля под ними твёрдо стоит. А мне хочется, чтобы вздрогнула, -- чем они лучше меня? -- Вы -- раскольники, что ли? -- спрашиваю. -- Мы? -- говорит дядя. -- Нет. -- Значит -- православные? Племянник нахмурил брови, а дядя повёл плечами, усмехается. -- Может, надо нам, Михайла, паспорта наши показать ему? Понимаю я, что глупо себя держу, а перестать -- не хочется. -- Я, -- мол, -- не паспорта ваши, а мысли видеть пришёл! Дядя -- орёт: -- Мысли? Сейчас, ваше превосходительство! Мысли, -- стройся! И хохочет, как три добрых жеребца. А Михайла, заваривая чай, спокойно рассуждает: -- Я так и понимаю ваш приход. Вы не первый к нам Ионой посланы; он людей знает и пустого человека не пришлёт. А дядя толкнул меня в лоб ладонью и всё орёт: -- Гляди веселей! Да не ходи с козырей -- проиграешься! Видимо, считают они себя людьми зажиточной души, а я для них подобен нищему, -- и вот, не торопясь, готовятся напоить от мудрости своей жаждущую душу мою. Ссориться, спорить с ними хочу, а к чему привязаться -- не умею, не вижу, и это ещё больше разжигает меня. |
