Изменить размер шрифта - +

       Говорю это ему, а он отвечает:
       -- Хочешь знать -- поймёшь, хочешь верить -- будешь знать!
       Трое суток шагали мы с ним не торопясь, и всё время поучал он меня, показывая прошлое.
       Рассказал всю историю жизни народа вплоть до того дня; говорил о Смутном времени и о том, как церковь воздвигнула гонения на скоморохов,

весёлых людей, которые будили память народа и шутками своими сеяли правду в нём.
       -- Понимаешь, -- говорит, -- кто Савёлка твой?
       -- Вижу, -- мол.
       -- То-то! Помни: маленькое -- от великого, а великое сложено из малых частей!
       Дошли мы до Стефана Верхотурского, сказал мне старик:
       -- Отсюда я -- в сторону, а тебе со мной нет пути.
       Не хочется отходить от него, а вижу -- надо, ибо -- одолевают меня мысли его, разбудил он меня до глубины и как плугом вспахал душу мне.
       -- Что задумался? -- спрашивает. -- Иди-ка на завод да работай там и с дружками моими толкуй; не проиграешь, поверь! Народ -- ясный, вот я

у них учился и, видишь, -- не глуп, а?
       Написал какую-то записку, сунул мне.
       -- Ей-ей -- иди туда! Не худа желаю тебе, увидишь! Народ новорождённый и живой! Не веришь?
       -- Много, -- мол, -- видят небольшие глаза, да есть ли то, что им кажется?
       -- Ты, -- кричит, -- всем составом гляди! Сердцем, духом! Разве я тебе говорю -- верь? Я говорю -- узнавай!
       Поцеловались мы, и пошёл он. Легко идёт, точно двадцать лет ему и впереди ждут одни радости. Скучно мне стало глядеть вслед этой птице,

улетающей от меня неизвестно куда, чтобы снова петь там свою песнь. В голове у меня -- неладно, возятся там мысли, как хохлы ранним утром на

ярмарке: сонно, неуклюже, медленно -- и никак не могут разложиться в порядке. Всё странно спуталось: у моей мысли чужой конец, у чужой -- моё

начало. И досадно мне и смешно -- весь я точно измят внутри.
       Ещё как вышел я из Верхотурья и спросил, куда дорога, мне ответили:
       -- На Исетский завод.
       Туда и посылал меня старик, а потому я сейчас же свернул в сторону. Не хочу туда.
       Хожу по деревням, посматриваю. Угрюм и дерзок народ, не хочется ни с кем говорить. Смотрят все подозрительно, видимо, опасаются, не украл

бы чего.
       "Богостроители, -- думаю я, поглядывая на корявых мужичков. -- Спрошу: куда дорога?"
       -- На Исетский завод.
       "Что тут -- все дороги на этот завод?" -- думаю и кружусь по деревням, по лесам, ползаю, словно жук в траве, вижу издали эти заводы. Дымят

они, но не манят меня. Кажется, что потерял я половину себя, и не могу понять чего хочу? Плохо мне. Серая, ленивая досада колеблется в душе,

искрами вспыхивает злой смешок, и хочется мне обижать всех людей и себя самого.
       И вдруг незаметно для себя решил: пойду на завод, чёрт с ним!
       Вот пришёл я в некий грязный ад: в лощине, между гор, покрытых изрубленным лесом, припали на земле корпуса; над крышами у них пламя кверху

рвётся, высунулись в небо длинные трубы, отовсюду сочится пар и дым, земля сажей испачкана, молот гулко ухает; грохот, визг и дикий скрип

сотрясают дымный воздух.
Быстрый переход