|
Спрашиваю зря: -- Что такое -- пустой человек? Дядя отвечает: -- А которого всем, чем хочешь, набить можно! Вдруг Михайла тихонько подвинулся ко мне и мягким голосом осведомляется: -- Вы в бога веруете? -- Верую. Но сконфузился я после ответа своего: не то! Разве я -- верую? Михайла снова спрашивает: -- А людей -- уважаете? -- Нет, -- отвечаю. -- Разве, -- говорит, -- не кажется вам, что они созданы по образу и подобию бога? Дядя, чёрт его возьми, ухмыляется, как медный таз на солнце. "Нет, -- думаю, -- с этими надо бороться искренностью; развалюсь перед ними весь на куски, пусть-ка складывают!" И говорю: -- Глядя на людей, усомнился я в силе господа... Снова не то: усомнился я в боге раньше, чем увидал людей. Михайла, округлив глаза, задумчиво смотрит мне в лицо, а дядя тяжело шагает по комнате, гладит бороду и тихонько мычит. Нехорошо мне пред ними, что принижаю себя ложью. В душе у меня бестолково и тревожно; как испуганный рой пчёл, кружатся мысли, и стал я раздражённо изгонять их -- хочу опустошить себя. Долго говорил, не заботясь о связности речи, и, пожалуй, нарочно путал её: коли они умники, то должны всё разобрать. Устал и задорно спрашиваю: -- Чем же и как полечите вы больную душу? Михайла, тихо и не глядя на меня, говорит: -- Не считаю я вас больным... Дядя опять хохочет -- гремит, словно чёрт с полатей свалился. -- Болезнь, -- продолжает Михайла, -- это когда человек не чувствует себя, а знает только свою боль да ею и живёт! Но вы, как видно, себя не потеряли: вот вы ищете радостей жизни, -- это доступно только здоровому. -- А отчего же у меня душа так ноет? -- Оттого, -- говорит, -- что вам это приятно! Я даже зубами скрипнул -- невыносимо для меня его спокойствие. -- Наверно, -- мол, -- знаете, что приятно? Смотрит он прямо в глаза и, не торопясь, заколачивает гвозди в грудь мою. -- Как искренний человек, вы, -- говорит, -- должны сознаться, что эта боль вашей души необходима вам -- она вас ставит выше людей; вы и бережёте её как некоторое отличие ваше от других; не так ли? Постное лицо его высохло, вытянулось, глаза потемнели, гладит он щёку свою рукой и чистит меня, как медь песком. -- Видимо, боитесь вы смешать себя с людьми и потому -- может быть, безотчётно -- думаете: хоть болячки, да мои! И таких болячек -- ни у кого нет, кроме меня! Хочу возражать ему -- не нахожу слов. Моложе он меня, -- не верится мне, что я глупей его. Дядя гогочет, как поп в бане на полке. -- Но это вас от людей не отличает, вы ошибаетесь, -- говорит Михаила. |
