|
Сладковатый запах дезинфицирующих средств чувствовался даже в обеих спальнях, двери между которыми, пока Андре был маленьким, оставались открытыми. Г-жа Жюсьом! Так звали директрису "Шалунов"; это она научила Андре читать и писать, и от нее тоже пахло чем-то особенным. - В то время я готовила сама, как и в Париже, когда сразу после свадьбы мы жили у твоей бабушки, и потом, после переезда в двухкомнатную квартиру с окнами во двор, на набережной Турнель... Андре помнил только двор, вымощенный серым неровным камнем, и свой манежик из лакированного дерева: его ставили под окнами привратницы, чтобы та могла приглядеть за ним. В клетке прыгала канарейка. Особенно отчетливо он помнил эту желтую птичку и солнце, делившее двор надвое. - Твой отец еще учился в стоматологическом училище на улице Тарансьер, и я с тобой на руках изредка ходила его встречать. Лучше бы она помолчала! Он не любил воспоминаний, не принадлежавших ему одному. - Не моя вина, что у нас только один ребенок. Мне хотелось иметь шестерых, но я считала своим долгом лично воспитать тебя, и правильно сделала, бросив фармацевтику на третьем курсе. Неужели она не понимает, что напрасно говорит все это? - Мой отец так расстроился, что чуть не заболел. Он столько пережил из-за моего брата, который. Бог знает почему, выбрал военную карьеру. Теперь отец рассчитывал на меня в надежде передать мне свою аптеку напротив кладбища Монпарнас. А тут еще сестра выскочила замуж в семнадцать лет и уехала в Марсель... Андре знал: даже если это правда или полуправда - все равно она приукрашена и тенденциозна. Рассуждая о детях, которых она якобы хотела иметь, чтобы у него были так недостававшие ему братья и сестры, она всегда повторяла: - Не моя вина, если... Слова были тщательно подобраны. Иначе говоря, виноват отец. Вставая из-за стола, она вздохнула: - Видишь ли, Андре, есть вещи, которые ты сможешь понять, только когда женишься и у тебя будут свои дети! Она Наклонилась и поцеловала его, что было не в традициях семьи. - Я предпочла бы остаться с тобой, чем куда-то идти. Только, боюсь, ты быстро устанешь от меня. - Не устану, но мне надо заниматься. - Знаю-знаю. Тем же голосом она говорила и раньше, три-четыре года назад, когда по вечерам - он уже лежал в постели - заходила к нему в комнату. В такие дни она, видимо, ссорилась с мужем. Он помнил молчаливые ужины, красные глаза матери, ее нервозность, подчеркнуто бесстрастное лицо, частые отлучки отца. И ему казалось, что он задыхается. И когда она вот так же склонялась над его кроватью или ложилась рядом с ним, от нее пахло вином, а то и чем-нибудь покрепче. - Ты не чувствуешь себя несчастным, малыш? - Да нет, мама. - И тебе не хотелось бы, чтобы у тебя были другие родители? Ему хотелось спать. Подобные сцены омрачали весь следующий день. Часто по ночам его мучили кошмары, но позвать родителей он не решался. Наивный, он задавался вопросом: такие же ли они, как другие отцы и матери, все ли у них так же, как в прочих семьях? - Ты действительно считаешь себя счастливым? - Конечно, мама. - Я так люблю тебя, дорогой мой мальчик! Ты - единственный смысл моей жизни. |
