Он распахнул дверь гостиной и увидел Серафину — она сидела, забившись в уголок софы.
Никаких признаков морской болезни Кельвин Уорд не заметил, а вот то, что она боится, видно было невооруженным глазом.
— Как вы себя чувствуете, Серафина? — спросил он.
Она подняла к нему лицо, и он увидел, что глаза ее от страха потемнели и стали еще больше.
— Мы… идем… ко дну? — пролепетала она.
Молодой человек подошел к жене и присел рядом с ней на софу;
— Ну что вы! Вовсе нет, — успокоил он ее. — Никакая опасность нам не грозит.
— Я… читала… о кораблекрушениях, — проговорила Серафина. — В… прошлом году… их было… очень много.
— Такой огромный пароход никогда не затонет! Обещаю вам, Серафина, что идти ко дну мы не собираемся. Ни одно из тех ужасных происшествий, о которых вы читали в газетах, нам не грозит.
— Но… мне… все равно… страшно, — немного помолчав, сказала Серафина.
— Я вас прекрасно понимаю, — еще раз попытался успокоить ее Кельвин. — Это очень неприятное чувство, вот поэтому я хочу, чтобы вы кое-что для меня сделали.
— Что же? — спросила Серафина.
— Я хочу, чтобы вы вышли со мной на палубу и взглянули, как волны бьются о нос корабля. Это очень впечатляющее зрелище, и, уверяю вас, на открытом воздухе не так страшно, как в закрытой каюте.
Серафина заколебалась, и тогда Кельвин, ласково улыбнувшись ей, проговорил:
— Доверьтесь мне. Обещаю вам, что за борт вас не смоет!
— Хорошо… я пойду… если вы так… хотите, — согласилась Серафина.
Он прошел в смежную каюту за дорожным плащом Серафины.
Горничной нигде не было видно — Кельвин не сомневался, что Марта лежит сейчас где-нибудь, одолеваемая приступом морской болезни.
Он распахнул дверцы шкафа, и на него повеяло запахом свежести, который исходил от одежды Серафины.
Это был запах весенних цветов, и он вновь ощутил его, когда Серафина, крепко держа его за руку, вышла на палубу.
Сквозь тучи проглядывало ослепительно синее небо и яркое солнце, отчего море казалось очень глубоким и таинственным. Вокруг вздымались и опадали волны, разбиваясь о борт корабля с ритмичным шумом.
Кельвин Уорд почувствовал, как Серафина обеими руками вцепилась ему в руку.
Они встали под каким-то надпалубным сооружением, и вскоре Кельвин ощутил, что жена его потихоньку успокоилась. Взглянув на нее, он увидел, что выражение страха на ее лице сменилось каким-то детским восторгом.
— Вы… правы! — медленно произнесла она. — Это и в самом деле величественное зрелище!
— Я очень надеялся, что вам понравится, — улыбнулся Кельвин.
Дул сильный ветер, и разговаривать было трудно, поэтому они молча постояли с четверть часа, а потом пошли к себе в каюту.
— Спасибо, — поблагодарила Серафина, когда ее муж помог ей снять плащ. — Мне стыдно, что я вела себя… так глупо.
— Неизвестность всегда страшит, — заметил он. — Но теперь, когда вы увидели море и знаете, как корабль преодолевает шторм, бояться нечего.
— Конечно, — ответила Серафина. — Но никто раньше… мне этого не объяснял.
— А как же ваши домашние учителя и гувернантки? — спросил Кельвин. — Ваш отец рассказывал мне, что вас усердно обучали.
— Даже слишком усердно.
— Что вы имеете в виду?
— Сколько я себя помню, меня все время пичкали знаниями, — объяснила Серафина, — но никогда не разрешали доходить до всего самой. |