– Хех!.. – Пожилая санитарка хлопнула себя по бедрам. – Вот же дурында…

Ваня опасливо повел взглядом, на предмет наличия в непосредственной близости Курицыной с ее страшной линейкой. Курицыну не нашел, зато увидел… Военврача второго ранга Елистратову.

Варвара Сергеевна сидела на пенечке, закинув ногу на ногу, неспешно покуривала и спокойно наблюдала за помывкой Ивана.

От такой неожиданности Ваня попытался прикрыться руками, но руки соскальзывали, а намыленный член все норовил выскочить.

На губах врачихи появилась странная улыбка, но разобрать что она значит Ваня не успел, потому что пожилая санитарка вылила на него целое ведро ледяной воды.

Но атрибут от такого еще больше воспрял.

Варвара Сергеевна подошла и начала бесцеремонно вертеть Ивана, тихо приговаривая при этом:

– Ожоги, ожоги, ссадины – ничего страшного, даже рубцов не останется. Евдокия Михайловна, обработаете зеленкой, теперь резко выдохни, красноармеец Куприн…

Ваня послушно выдохнул и снова зашелся в приступе кашля, правда уже не такого сильного.

– Легкое отравление, – сделала вывод военврач, не обращая внимания на уткнувшийся ей в юбку член. – Глаза слезятся? Носоглотка горит? Голова болит?

Ваня быстро согласно мотнул головой и хрипло поинтересовался:

– Со мной еще было… четверо… где они?

– Все здесь, не переживай милок, живы, – ответила за нее Евдокия Михайловна. – Потравились, контузии, не без этого, но скоро на ноги станут. Ну и тот, который нерусский, чуток обгорел.

Варвара Сергеевна недовольно стрельнула на нее взглядом и, не глядя на Ваню, строго заявила:

– Пару дней побудешь у нас, красноармеец Куприн, отлежишься, а потом в строй. Евдокия Михайловна, найдите ему какое-нибудь белье.

И ушла, подчеркнуто покачивая бедрами обтянутыми форменной юбкой.

Ваня тяжко вздохнул. Во врачиху он успел втюрится без памяти еще в свою первую попытку, а теперь чувство вспыхнуло с новой силой.

Затем Евдокия Михайловна с Настей домыли Ивана, снова в четыре руки измазюкали его зеленкой, выдали ему ветхий и сплошь штопанный, но чистый комплект нательного белья, накинули на плечи куцую шинельку и отвели в палату.

Оказавшуюся обычной поляной, на которой на кучах лапника, покрытых шинелями вповалку лежали во всю судачившие раненные.

– Слышь, Митроха, а за что тебе «Красную Звезду» дали?

– Не поверите… – щуплый красноармеец, баюкающий свою закованную в лубки левую руку, досадливо сплюнул. – За свинью!

– Да ладно брехать… – вразнобой заржали раненые.

– Вот вам хрест! – Митроха уже совсем было собрался перекреститься, но быстро передумал и вместо этого еще раз сплюнул. – Ей-ей, за свинью. Здорового такого хряка. Значитца, еду я на своей кобыле, поотстал от своих. Гляжу, а на опушке фрицы, пятеро и с ними хряк, привязанный к дереву! Фрицы лопочут, видать довольные, что мясцо раздобыли…

– А ты? – ахнул боец с забинтованными ногами.

– А я как дал из автомата! – Митроха сплюнул в третий раз. – Ну и положил всех одной очередью!

– А хряк?

– А что хряк? Я его за веревку и привел к своим. Не противился, бежал как миленький, видать сильно не хотел, чтобы его фрицы сожрали.

– А вы что?

– Так мы и сожрали, конечно. Оголодали, страсть, тогда. Ну и ротный на меня представление накатал. Тока там про хряка ничего не было…

Митроха собрался еще раз плюнуть, но тут увидел Ваню и радостно закричал:

– Слышь, робя, дык это тот штрафник, который доты подорвал.