Пока я не знаю, где она, я могу, по крайней мере, о ней думать.
— Нет, я не понимаю вас, — отчетливо, но словно вдруг охрипнув, произнесла девушка, и головка ее склонилась к плечу словно сломанный цветок.
— А ведь это так ясно. Вы миллионерша, а я бедный бродяга, и вы были бы от меня так далеки, как одна планета от другой. Но, к счастью, это не так!
— Хорошо, оставим это, — сказала Мари высокомерно, будто пава, вскинув голову (о, какая дивная у нее шея!). — Но как не велика разница, сударь, между бедными и богатыми, все же должна вам кое-что заметить.
— А именно?
— Если человек кому-то должен, он обязан отдать долг. Вы слышите? (Оркестр как раз грянул первые аккорды французской кадрили.)
— Вы остались мне должны кадриль, когда осенью исчезли с горы Шомьо. Верно или нет? И она с торжеством рассмеялась ему в лицо.
— Клара! — пробормотал ошеломленный Ности. — О, господи, это в самом деле вы? Возможно ли? Я не сплю?
Он так естественно разыграл изумление, что это сделало бы честь и крупному артисту.
— Эту кадриль я сейчас с вас взыщу.
Фери не оставалось ничего другого, как протянуть Мари руку, и они присоединились к становившимся в ряд парам.
— Теперь вы верите, что это я?
— Да, — смущенно ответил Ности, как будто все еще не мог справиться с собой. — Тождество установлено.
— А правда все-таки, что только гора с горой не сходятся, — мечтательно промолвила Мари.
— Но все же еще много непонятного.
— Да, конечно, — согласилась девушка, приуныв, и. в голосе ее послышалась кроткая мольба.
— Например, как вы попали туда, Мари?
— Тсс! Только не проговоритесь как-нибудь при моих родителях, они ничего не знают. Это была просто шалость, глупый каприз, но кто знает, что они подумают. Храните это всегда в тайне и не забывайте, что вы во многом виноваты. Почему вы от меня сбежали?
Ности хотел ответить, но не успел: французская кадриль мало пригодна для подобных объяснений. В ней нельзя танцевать все время со своей партнершей, как в честном, искреннем чардаше. Кадриль такой же легкомысленный, ветреный танец (или, вернее, поэтическая ходьба), как душа француза, неясная, полная желаний. Любезничанье, разбавленное соусом элегантности. Показной флирт, грациозный смотр, а не океан чувств, выраженный в движениях. Кавалер обходит поочередно весь цветник прекрасных дам, кружится, словно дикая пчела, над каждым цветком, порхает перед ними, склоняется, вьется, вплетается в их круг, потом отрывается, движется дальше, дальше, будто листая волшебную книгу. Улыбается дамам, глаза в глаза, берет их за руки, делает с каждой два-три легких па, пока в конце фигуры вновь не окажется возле своей партнерши, которая тоже успела за это время пройти через все руки. Когда они встретились, Мари Тоот вновь вернулась к старой теме:
— Так вы, правда, меня искали?
— Правда.
— А как?
— Давал объявления в газете.
— Оставьте!
— Вы не читали? Мари потрясла головой.
— Я не умею читать, вы ведь знаете.
Она весело засмеялась; тут не выдержал и Ности, он расхохотался, — будто бубенчик зазвенел в дивной гармонии с серебряным колокольчиком.
Они расстались, следуя суровым правилам кадрили, снова встретились, в промежутках обменивались двумя-тремя фразами то с тем, то с другим. Старый Подвольский, тоже семенивший в ряду, лукаво шепнул Мари на ушко: «Эти разбойники Ности вечно меня опережают». «Мари сегодня очень хороша», — громко сказала кому-то у нее за спиной одна из баронесс Кракнер, на что ее собеседник ответил: «Словно тающий глетчер». |