«Надо же, как хорошо все складывается,» — беззаботно подумала я, наотрез отказываясь видеть в этом нечто подозрительное, — «Захотела самостоятельное дело — объявилась режиссерша, захотели выгодного секретаря — объявилась Настасья… Просто замечательно.»

2. Глава о том, что если весь мир театр, то людям в нём лучше не селиться

Театр, как известно, начинается с вешалки. Студенческий театральный коллектив «Сюр» исключением не являлся. Правда, в этом случае речь шла не о предмете, на который вешают одежду, а об общей атмосфере в коллективе.

— Там такая «вешалка»! — Настасья, уже успевшая перекинуться парой слов с кем-то из знакомых актёров труппы, нетерпеливо перетаптывалась с ноги на ногу возле входа в ДК. Она выпучивала глаза и разводила руки в стороны в знак глубочайшего возбуждения.

— Какая такая «вешалка»? — строго спросила я, стараясь сохранять бесстрастное выражение лица.

— Точно не знаю. Но понятно, что «вешалка» полная, — многозначительно заверила Сестрица, — Все какие-то подавленные, почти не разговаривают. Я расспрашивать не стала, у нас это не модно. Но то, что там что-то нечисто — факт.

«М-да», — мрачно подумала я, — «С такой помощницы толку мало будет. Надо её засадить в офисе на телефон. Пусть звонки принимает. Заодно мысли формулировать научится».

Внешний вид Сестрицы вполне мог служить ей отличной маскировкой. Ни один здравомыслящий человек не заподозрил бы в этой «девочке с плеером» ассистента детектива. В её темно-синий рюкзачок вряд ли влез бы даже более и ли менее пригодный для записей блокнот, не то, что настоящая тетрадь, так необходимая при нашей работе и моей слабой памяти. Закованная в джинсу с популярной ныне декоративной бахромой Настасья без устали пританцовывала на месте, нелепо переставляя туда-сюда кроссовки на платформах, больше похожие на тяжеленные утюги эпохи бедняжки-Золушки.

— Качаешь мышцы ног? — я презрительно глянула на обувь Сестрицы, решив не упускать шанса попрактиковаться в педагогике, — Такую тяжесть на себе таскать!

Настасья сдавленно хихикнула, потом глянула на меня своими, к счастью еще не отданными на разъедание косметике, глазками и невозмутимо ответила.

— Это вместо пятака в кармане. Чтоб ветром не унесло.

На этот раз, не удержавшись, хихикнула я. Все же не хотелось сдаваться так легко.

— А сережку почему не в то ухо одела? — не отставала от сестры я, — Спешила сильно?

Настасья сначала даже не поняла, о чем я говорю, и принялась с интересом ощупывать собственные уши.

Густые русые локоны Сестрицы — предмет нашей с мамочкой зависти и гордости — были примяты джинсовой бейсболкой и стыдливо заправлены за уши. Отчего-то женственность среди нынешней молодежи достоинством не считалась. Зато считались таковыми всевозможные признаки развивающегося мазохизма. Нет, до татуировок дело у Настасьи еще не дошло (для этого Сестрице сначала пришлось бы сменить родителей и сестру), но вот до прокалывания трех дырок в одном ухе — уже докатилось.

— Спешила сильно, — подтвердила, наконец, резко погрустневшая Настасья, после осмысливания услышанной от меня претензии, — Вижу, что зря.