Я вежливо кивнула, непроизвольно сделав несколько шагов в сторону выхода.

— Ты посиди пока, понаблюдай. Мне часть актёров отпустить надо. Вещи можешь повесить в шкаф. У нас жарко. Не боись, сегодня репетиция ненадолго.

Я послушно опустилась в кресло одного из рядов.

— А! — завопила режиссерша, — Всему их надо учить! Говорю же, жарко у нас!

Почти насильно она отобрала у меня сумочку и плащ и повесила их в шкаф.

— У нас же не базар, и не общественный транспорт, чтоб одетыми сидеть! — судя по тому, что Зинаида Максимовна говорила все это не мне, а своей труппе, я просто пала жертвой показательного воспитательного процесса. На подобное можно было и не обижаться. — У нас тут дом, понимаете? — продолжила режиссерша и, похоже, её слова достигли цели. Актеры согласно закивали.

— Так, кому там надо было уходить? — громогласно прорычала режиссёрша, возвратившись на свое место в первом ряду, — Кирилл и Ксения, работаете пластический эпизод в гостиной, — два силуэта отделились от толпы актеров и кинулись выставлять на сцену какие-то декорации, — Остальные — в зале. Стас, давай фонограмму.

Я мельком глянула на Настасью. Ребенок был явно в восторге. Горящие глазёнки, прикованные к сцене, просто пожирали всё происходящее. Но не это главное. Плеер, который Сестрица вынимала из ушей только в самых крайних случаях, обычно просто приглушая звук во время разговоров с окружающими, сейчас лежал, позабытый, на соседнем сидении. Кажется, Сестрице и впрямь были интересны театральные репетиции.

Зазвучала музыка. Длинноволосый, немного сутулый Киррил и коротко стриженая воздушная Ксения, оба неестественно напряженные, заняли исходные позиции. Обтягивающие одежды делали их фигуры еще более хрупкими.

— Стол подвиньте! — закричала вдруг режиссёрша, так, будто от месторасположения этого самого стола зависела судьба всего мира, — Стол подвиньте, сволочи!

Актёры переглянулись, Кирилл набрал полную грудь воздуха, явно намереваясь возмутиться. Потом обреченно махнул рукой, мол проще выполнить, чем спорить и пододвинул стол чуть левее.

— Убрать музыку! — зарычала Зинаида Максимовна, — Ну что ты двигаешь? — накинулась она на покусывающего губы от необоснованности претензий Кирилла, — Что ты двигаешь?! Не первый же день работаем! Вы должны меня понимать! Если я говорю, «подвиньте стол» — значит, я просто оговорилась! Надо двигать стул. Неужели непонятно?!

Зинаида Максимовна грозно сверкнула глазами в ответ на мой сдавленный смешок, после чего быстро стащила с ноги тапок и, не целясь, запустила им в нарушителя тишины. Стоптанный розовый тапочек просвистел прямо у меня над ухом и приземлился чуть дальше. Настасья восхищенно кинулась его искать. Честно говоря, я уже ничего не понимала в происходящем.

— Ксения? Ты же Героиня! Где твоя лёгкость? У… коровище!

Последнее высказывание меньше всего можно было отнести к тоненькой девочке на сцене. Я собиралась даже поделиться своим возмущением с Настасьей… Но тут Зинаида Максимовна, быстро скинув второй тапок, легко влетела на сцену, привстала на носочки, невероятно легко несколько раз обернулась вокруг собственной оси, после чего, подобрав свободной от пепельницы рукой подол широченной кофты, нависающей поверх спортивных брюк, опустилась на продольный шпагат. В зале зааплодировали. Я немедленно забыла о запущенном в меня тапке и восхищенно следила за режиссершей.

— Вот! — аккуратно сбивая пепел с мундштука, пробасила режиссёрша, — А ты что делаешь?!

— Зинаида Максимовна, — Ксения, явно после долгих внутренних мучений, решилась заговорить, — Я хотела сказать… Ребята, — обратилась девушка ко всем, — Зинаида Максимовна… Я ухожу из театра, — в глазах у Ксении мелькнули слёзы, — Мне отец не разрешает сюда ходить…

— Ты что? — чуть слышно проговорил Кирилл, хищно хватая девушку за руку — Не выдумывай…

— Пусти! — Ксения резко врывала руку.