Дело чрезвычайной важности.
Флана натянула маску через голову, опустила на плечи.
Она секунду обдумывала слова девушки, затем пожала плечами. Что это изменит, если она увидит Мелиадуса на несколько минут? Может, он принесет новости о Д’Аверке, которого, как она знала, барон ненавидит. Если проявить достаточную гибкость, она сумеет выудить из него информацию.
Но вдруг Мелиадус захочет заняться с нею любовью, как это бывало в прежние их встречи?
Подумаешь, она отправит его восвояси, как отправляла уже не раз.
Он чуть кивнула прекрасной маской цапли.
– Впусти барона, – сказала она.
Глава третья
Хоукмун меняет курс
Огромный парус наполнился ветром, и корабль быстрее понесся по морской глади. Небо было ясное, море тихое – бесконечное лазурное полотно. Весла больше не требовались, рулевой следил за курсом. Боцман в черно-оранжевых одеждах поднялся на палубу, где, глядя на волны, стоял Хоукмун.
Светлые волосы Хоукмуна развевались на ветру, бархатный плащ винного цвета хлопал у него за плечами. Его красивое лицо, посуровевшее в битвах и обветренное за время путешествия, портил только тусклый черный камень во лбу. Хоукмун серьезно кивнул, отвечая на приветствие боцмана.
– У меня приказ двигаться вдоль побережья, идя строго на восток, сэр, – сообщил боцман.
– Кто отдал приказ, боцман?
– Э… да никто, сэр. Я просто так понял, что мы направляемся в Днарк…
– Мы не идем в Днарк, и передай это рулевому.
– Но ведь тот странный воин… Воин из гагата-и-золота, как ты сам его называл, он сказал…
– Он мне не хозяин, боцман. Нет, мы идем в открытое море. В Европу.
– В Европу?! Ты знаешь, что после того, как ты спас Нарлин, мы отвезем тебя куда угодно, последуем за тобой хоть на край света, но представляешь ли ты себе расстояние, какое требуется преодолеть, чтобы попасть в Европу? Сколько морей пересечь, какие шторма…
– Да, я понимаю. Но мы все равно плывем в Европу.
– Как прикажешь, сэр. – Боцман, хмурясь, отвернулся, чтобы отдать приказ рулевому.
Д’Аверк вышел из каюты под главной палубой и поднялся по трапу. Хоукмун встретил его широкой улыбкой.
– Хорошо поспал, друг Д’Аверк?
– Хорошо, насколько это возможно в качающейся посудине. В основном меня мучила бессонница, Хоукмун, но все же несколько минут я урвал. На большее, насколько я понимаю, и надеяться не приходится.
Хоукмун засмеялся.
– Когда я заглядывал к тебе час назад, ты храпел вовсю.
Д’Аверк удивленно поднял брови.
– А! Так ты слышал мое тяжелое дыхание? Я старался дышать потише, но моя ужасная простуда – она усилилась, стоило ступить на борт – усложняет мне жизнь.
Он поднес к носу крошечный квадратик льняной ткани.
Д’Аверк облачился в шелка, в свободную голубую рубаху и алые штаны в складку, на тяжелом кожаном ремне висели меч и кинжал. Загорелая шея была обмотана длинным пурпурным шарфом, длинные волосы завязаны в хвост лентой в тон шаровар. На его утонченном, почти аскетичном лице читалась насмешка.
– Я правильно услышал, сидя там, внизу? – спросил Д’Аверк. – Ты велел боцману взять курс на Европу?
– Да.
– Значит, ты по-прежнему стремишься попасть в замок Брасс и забыть всё, что Воин из гагата-и-золота говорил тебе о судьбе, о том, что этот клинок, – Д’Аверк указал на широкий меч на боку Хоукмуна, – необходимо доставить в Днарк, послужив таким образом Рунному посоху?
– Я обязан исполнить долг перед самим собой и моими родичами, прежде чем служить артефакту, в существовании которого я серьезно сомневаюсь. |