— А говорил, что не веришь в то, что он жив.

— Шанс, что наши друзья живы, наверное есть. В одном я твердо уверен: виновник всего происходящего в нашей реальности — Соболев. Он инициировал эйнсоф — такая информация прошла по астралу, это совершенно точно. Что и породило лавинообразный процесс ослабления Закона возмездия.

— Ты забываешь, что, во‑первых, он сделал это не ради любопытства, а ради спасения друзей, в том числе нас с тобой, а во‑вторых, сумел предупредить многие намечавшиеся беды. Он не виноват, что земной социум пошел вразнос. Как говорится: не всяк злодей, кто часом лих. За что ты не любишь Соболева?

Самандар допил кофе, оставаясь невозмутимым, сел за свой стол, включил компьютер.

— Я его не не люблю, я его боюсь. Итак, с чего начнем?

— С оценки и анализа последствий воздействия нашей ККК на реальность.

Вахид Тожиевич отнял руки от клавиатуры компьютера, внимательно всмотрелся в колючие глаза Василия.

— Что ты хочешь сказать?

— Тебе не кажется, что по большому счету мы, то есть наша команда контркрим, — тоже зло? Ну, или крайнее проявление дуализма. Ведь мы действуем теми же методами, что и наш противник.

Самандар в задумчивости склонил голову на бок, разглядывая сумрачное лицо Котова.

— В сущности ты наверное прав. Мы — часть зла, вынужденная сражаться с другим злом. Ну и что из этого следует?

— Наша война бесперспективна. Преступность будет существовать всегда, пока государство действует в рамках правовых норм и законов. Конкретно: нынешней власти выгодна Рыковская СС, потому что государственная Сверхсистема хочет того же, что и она — чтобы каждый человек стал киборгом, зомби, прогнозируемым и управляемым, поэтому мы вечно будем бороться с последствиями.

— Ну?

— Необходимо уничтожить причину.

— Свежая мысль. Когда пришла?

— Только что, — признался Василий.

— И как ты себе представляешь уничтожение причины?

— Надо выйти на Монарха и убедить его сделать новое изменение — в сторону усиления Закона справедливости. Ведь ему все равно, в какую сторону поворачивать колесо истории в нашей реальности, если он, как утверждал Соболев, чистый экспериментатор. А в этом направлении он еще не шел. Какая ему разница, куда направить эволюцию социума? В сторону усиления Принципа дьявола или в сторону подъема Закона возмездия?

Самандар вздернул бровь, продолжая изучать лицо напарника, медленно проговорил:

— Иногда ты меня удивляешь, Василий Никифорович.

— То же самое говорила и Уля, — буркнул Вася, и между мужчинами проплыла призрачная фигура девушки, забыть которую не могли оба.

Помолчали. Потом Самандар снова повернулся к экрану компьютера.

— Возможно, твоя идея — единственное средство для лечпения нашей больной реальности, только трудно реализуемая.

— У нас есть тхабс Соболева.

— Ну и что?

— Проберемся в «розу», найдем Монарха…

— Почему ты уверен, что Монарх нас послушается? И почему сам Соболев не сделал этого? — Вахид Тожиевич покосился на Василия. — Можно взглянуть на это дело и под другим углом: Соболев вышел на Монарха, именно поэтому и молчит.

— Хочешь сказать, он у него в плену?

— Я только размышляю. При отсутствии информации допустима любая гипотеза. Ну что, запускаем наш взрыво‑опасный К‑реестр?

На экране компьютера появился список высокопоставленных лиц государства, так или иначе связанных с криминальным миром.