Это вполне естественно. Сферой деятельности для мужчины,
по-моему, должен быть домашний очаг. И как только мужчины начинают
пренебрегать своими семейными обязанностями, они становятся такими
изнеженными. А я этого не люблю. Это делает мужчин слишком привлекательными.
Моя мама, которая смотрит на воспитание крайне сурово, развила во мне
большую близорукость: это входит в ее систему. Так что вы не возражаете,
Сесили, если я буду смотреть на вас в лорнет?
Сесили. Нет, что вы, Гвендолен, я очень люблю, когда на меня смотрят!
Гвендолен (тщательно обозрев Сесили через лорнет). Вы здесь гостите, не
так ли?
Сесили. О нет. Я здесь живу.
Гвендолен (строго). Вот как? Тогда здесь находится, конечно, ваша
матушка, или хотя бы какая-нибудь пожилая родственница?
Сесили. Нет. У меня нет матери, да и родственниц никаких нет.
Гвендолен, Что вы говорите?
Сесили. Мой дорогой опекун с помощью мисс Призм взял на себя тяжкий
труд заботиться о моем воспитании.
Гвендолен. Ваш опекун?
Сесили. Да, я воспитанница мистера Уординга.
Гвендолен. Странно! Он никогда не говорил мне, что у него есть
воспитанница. Какая скрытность! Он становится интереснее с каждым часом. Но
я не сказала бы, что эта новость вызывает у меня восторг. (Бегает и
направляется к Сесилы.) Вы мне очень нравитесь, Сесили. Вы мне понравились с
первого взгляда, но должна сказать, что сейчас, когда я узнала, что вы
воспитанница мистера Уординга, я бы хотела, чтобы вы были... ну, чуточку
постарше и чуточку менее привлекательной. И знаете, если уж говорить
откровенно...
Сесили. Говорите! Я думаю, если собираются сказать неприятное, надо
говорить откровенно.
Гвендолен. Так вот, говоря откровенно, Сесили, я хотела бы, чтобы вам
было не меньше чем сорок два года, а с виду и того больше. У Эрнеста честный
и прямой характер. Он воплощенная искренность и честь. Неверность для него
так же невозможна, как и обман. Но даже самые благородные мужчины до
чрезвычайности подвержены женским чарам. Новая история, как и древняя, дает
тому множество плачевных примеров. Если бы это было иначе, то историю было
бы невозможно читать.
Сесили. Простите, Гвендолен, вы, кажется, сказали - Эрнест?
Гвендолен. Да.
Сесили. Но мой опекун вовсе не мистер Эрнест Уординг - это его брат,
старший брат.
Гвендолен (снова усаживаясь). Эрнест никогда не говорил мне, что у него
есть брат.
Сесили. Как ни грустно, но они долгое время не ладили.
Гвендолен. Тогда понятно. А к тому же я никогда не слыхала, чтобы
мужчины говорили о своих братьях. Тема эта для них, по-видимому, крайне
неприятна. |