– Но он не может запретить мне быть такой…

– Какая ты есть, я знаю, теперь я это понял. Но, Батта, неужели ты не понимаешь…, если я воспользуюсь той кассетой, ты не будешь помнить, ты забудешь эти дни, которые мы провели вместе…

Она всхлипнула. А он вспомнил еще кое‑что.

– Ты…, твоим последним воспоминанием будет то, как ты сказала мне, чтобы я стер всю боль прошлого. Ты сказала: «Да, да, сделай это, сотри все»… Когда ты проснешься и вспомнишь об этом, ты подумаешь, что я солгал тебе.

Она покачала головой.

– Не правда, – возразил он. – Именно так ты и подумаешь. И возненавидишь меня за то, что я пообещал тебе счастье, а потом обманул. Проведенных со мною дней ты помнить не будешь.

– Я ничего не могу поделать, – сказала она.

Они прижались друг к другу, слезы текли по их щекам.

Они утешили друг друга, в последний раз занялись любовью, после чего он отвел ее в лабораторию, где ее недавнее прошлое будет стерто и заменено куда более жестокой явью.

– Преступница небось? – поинтересовался служащий, пока Абнер Дун разбирался с кассетами – ибо только преступникам делают периодическую чистку мозгов, заменяя более древними воспоминаниями память о преступлении.

– Именно, – подтвердил Дун, чтобы не вдаваться в лишние объяснения. И тело было заключено в прозрачный гроб, взявший на себя заботу о ее жизнеобеспечении, тогда как процессы жизнедеятельности замедлились до самого минимума. Так она и пролежит долгие годы, прежде чем он разбудит ее.

"Она проснется уже в колонии. Но планета будет выбрана мной самим, – поклялся Абнер. – Это будет мирная, спокойная планетка, где Батта получит еще один шанс как‑нибудь изменить свою жизнь. И кто знает! Может быть, ненависть ко мне облегчит ей существование.

Облегчит ей. А как же я?

Я больше не буду тратить время на раздумья о ней. Я закрою от нее свой разум. Я…, забуду ли я?

Чушь.

Я просто посвящу свою жизнь достижению других, более древних и куда более холодных целей".

Глава 3

ПЕТЛЯ ЖИЗНИ

Арран лежала на своей постели и плакала. Грохот захлопнувшейся двери все еще эхом ходил по пустым уголкам квартиры. Наконец она перевернулась на спину, посмотрела в потолок, осторожно вытерла слезы холеными пальчиками и сказала:

– Какого черта.

Драматическая пауза. После чего (ну наконец‑то!) раздался громкий сигнал зуммера.

– Снято, Арран, – отрапортовался голос из скрытого динамика. Арран застонала, элегантно изогнулась и села на кровати. Одним движением она содрала с ноги петлекамеру и устало швырнула ее о стену. Камера разлетелась на куски.

– Ты хоть представляешь, сколько стоит это оборудование? – упрекнула ее Триуфф.

– Я плачу тебе, чтобы ты это знала, – сказала Арран, накидывая халат. Триуфф нашла пояс и протянула ей.

Пока Арран прихорашивалась, Триуфф носилась по квартире и ликовала:

– Это была вершина, лучше и быть не может. Миллиарды поклонников Арран Хэндалли ждут не дождутся, чтобы отдать свои семь кусков и увидеть шоу. И ты даешь им эту возможность.

– Семнадцать дней, – проговорила Арран. Глаза ее опасно засверкали. – Семнадцать вонючих дней. И три из них мне пришлось провести с этим подонком Кортни.

– Ему платят за то, чтобы он был подонком. Это его образ.

– Играет он чертовски правдоподобно. Если в следующий раз мне придется играть с ним хоть три минуты, я вышвырну тебя вон.

На ходу запахивая халат, Арран вылетела из квартиры, даже не надев туфли.