– Она повернулась к Дуну. – Что вы можете предложить? У меня такое впечатление, что, очутись мы сейчас в лесу, за нами будут следить птицы и шпионить деревья.
– Ну, на самом деле, – произнес Дун, – есть у меня одно местечко. Самый настоящий лес с живыми птицами и настоящими деревьями. Единственный на всем Кроуве.
– Что, птицы и вправду живые? – поразилась она.
– Живехонькие, так что, когда будете там, остерегайтесь сюрпризов сверху. И смотрите под ноги.
– Ну так что же вы?! Отведите меня туда! – срывающимся от нетерпения голосом проговорила она. И повернулась к Набу с Дентом. – А вы двое пока демонтируйте эту петлекамеру. Можете подслушивать, подсматривайте на здоровье, но никакой записи. Поняли меня?
– К вашему возвращению все будет исполнено, – вытянулся в струнку Наб.
– Наб, вы ж даже пальцем не шевельнете, – фыркнула она. – Вы что, думаете, я дура?
И вышла в услужливо распахнутую Дуном дверь.
Когда дверь захлопнулась, Дент опрометью бросился к корзине для мусора и склонился над нею в три погибели.
Наб бесстрастно наблюдал за ним.
– Эх, Дент, ничему‑то ты не научился. Нашел, понимаешь, кого бояться.
Дент только покачал головой и вытер губы. Желудочная кислота огнем ела рот и горло.
– Пойди, позови технарей. Мы должны перенести камеру в другое место. Да, и высверлите пару дырок в стенах, пускай ими займутся рабочие. Надо создать впечатление, будто лазеры все убраны. И побыстрее, мальчик мой!
У двери Дент остановился.
– А что будет с этим Дуном?
– Ничего. Он понравился Матери. Мы будем использовать его каждый раз, когда потребуется привести ее в хорошее настроение. Этот человек пустое место.
***
Мать замечала, как поднимается настроение Дуна, когда, окруженные толпой телохранителей, они следовали по коридорам, которые загодя специально расчистили для них.
Наконец они остановились у какой‑то двери, и Дун приказал Маменькиным Сынкам пойти пока где‑нибудь погулять.
– Это должно быть здорово, Дун, – сказала Мать. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять, как это здорово.
– Да, идти стоило. Хотя, наверное, в детстве вы забредали куда дальше, – ответил он.
– О, я убегала за многие километры от дома, – мечтательно улыбнулась она. – Какое чудесное слово. Услышав его, словно наяву вспоминаешь, как когда‑то носилась по холмам вверх‑вниз. Слово, которое таит в себе путешествие.
Километры. Покажите мне наконец это место, где птицы поют на деревьях.
И Дун открыл дверь.
Она быстро вошла, затем шаг ее замедлился, и вот она остановилась. Помедлив в нерешительности, она медленно пошла между деревьев, скинула туфли и зарылась пальцами ног в траву и влажную почву. Мимо порхнула птичка. Ветерок играл ее волосами. Она расхохоталась.
Продолжая смеяться, она прислонилась к дереву, провела руками по коре, сползла по стволу и уселась прямо на траву. Над ее головой ярко светило солнце.
– Как вам это удалось? Где вы откопали этот клочок земли? Последний раз я ходила босиком по земле, когда мне было двадцать, и было это в одном из последних парков Капитолия.
– Это все ненастоящее, – ответил Дун. – Вернее, не все. Деревья, птицы, трава – они настоящие, но небо – это купол, а солнце – всего лишь иллюзия. Хотя вы можете обгореть.
– На солнце я покрывалась веснушками. Но при этом всегда говорила: «К черту веснушки, я поклоняюсь солнцу!»
– Понимаю, – кивнул Дун. – Остальным я говорю, что здесь воссоздано одно местечко на планете Сад. |