– Что ж ты такой задумчивый, Влад?

Из спальни вышел Сашка, успевший облачиться в костюм.

– Ты куда это? – удивилась Ольга.

– К баобабам. Надоели вы мне, – попытался он отшутиться.

– Папа! Я с тобой! – звонко сказала Женька.

– Туда, куда я направляюсь, медведей не пускают. Не оставишь же ты его одного?

– Надолго? – спросил Влад.

– Не задавай дурацких вопросов.

– Один раз в полгода собрались, и то не дают посидеть спокойно! – возмутилась Ольга. – Чья смена‑то сегодня? Твоя, что ли?

– Ладно, не начинай, Оля. Какая там, к черту, смена! Не у станка.

За окошком послышался шум подъехавшего автомобиля, шофер посигналил.

– Шеф дежурку прислал. Понадобилось съездить куда‑то, на ночь глядя.

– Небось к Полине своей, – сердито предположила Ольга. – А ты будешь свечку держать.

– Может, и так, – сдержанно ответил Сашка, поцеловал дочь и вышел.

Нехорошее, тягостное молчание заполнило комнату. Вскоре мотор дежурного «РАФа» заглох вдалеке.

– Что есть муж, что нет, – вздохнула Ольга. – Ни дня, ни ночи. Выбрал работу – чье‑то тело своим прикрывать. Может, он дороже этого Кожухова в сто раз!

В голосе ее угадывались нотки обреченности, никогда прежде таких разговоров она не вела.

– Кто его знает, Оля, кто дороже, а кто дешевле. У кого деньги, тот и дороже, – вслух подумал Влад и посмотрел на часы.

Было половина восьмого.

14

К дому Панича на набережной Серебрянки подкатила фисташковая «Ауди – 100».

Водителя Кожухов с собой не взял, телохранителя Крапивина попросил остаться с семьей – не столько из‑за опасения за нее, сколько из недоверия к бывшему сотруднику оперотдела УФСБ. Чем меньше людей знает о его связи с Паничем, тем лучше. С Земцовым Кожухов чувствовал себя спокойнее, хотя Губарь, передававший просьбу Панича о встрече, велел никого с собой не брать.

Земцова блокировали сразу, как только он вышел из машины: люди старика проворно обыскали его, забрали «ПМ» и детектор прослушивающих устройств.

– Покури в машине, – приказал Монгол.

Спорить было бесполезно, Кожухов взглядом показал на «Ауди».

…Прошло пять тягостных минут, прежде чем хозяин вышел навстречу гостю.

– Здравствуй, Толя, – запахнув махровый халат, протянул жесткую ладонь, – давно не навещал меня. Не обижаешься, что потревожил?

– Дела, Дмитрий Константинович, уже у прокурора, – серьезно ответил Кожухов. – А навестить вас я собирался давно, да ваши люди…

– Мне передавали. Только вот не вовремя, понимаешь. Приболел я. Климат. И уехать сейчас не могу. Ты извини, что я в халате, у меня на пояснице целое сооружение из грелок и компрессов. Садись, потолкуем.

К фарисейству старика Кожухов так и не смог привыкнуть, но понимал, что следует принимать как откровение, а что – как ловушку, прикрытую шутливой интонацией. Но всякий раз во время свидания с Паничем Кожухов сжимался, как боксер перед атакой противника, мозг и сердце его начинали работать в скоростном режиме.

– Ты отправил металл на «базу»? – спросил Панич, хотя прекрасно знал, что Кожухов этого сделать не мог.

– Вы сказали, что поедете в Москву и уладите вопрос с правительственной комиссией. На время ее работы вся продукция горнообогатительного комбината под контролем, склады опечатаны, отпуск заказчикам приостановлен, – выпалил Кожухов, опасаясь, что старик не даст ему договорить.