– Хватит! – заиграл Панич желваками на скулах. – Что ты ноешь, как беременная баба, которая никак не разродится? Мало я тебе концов дал в руки? Или не знаешь, за какие ниточки дергать?.. Ты хозяин «Цветмета», директор, у тебя деньги – ты что, не в состоянии решить проблему с какой‑то вонючей комиссией? Узнай их оклады, умножь на сто и действуй! О чем следователь спрашивал Губаря?

– Двадцать второго на белорусской границе произошел инцидент. В результате разборки между преступными группировками…

Панич вдруг захохотал, запрокинул голову и захлопал в ладоши:

– Ай, Толя, ну, молодца!.. По лексикону вижу, с кем ты в последнее время общаешься! Скоро сам заговоришь как прокурор!

Кожухов грустно улыбнулся:

– Скоро я заговорю как подследственный, – сказал он упавшим голосом.

Панич резко оборвал смех и четко проговорил:

– А вот за это ты не переживай. Под следствием оказаться мы тебе не позволим.

Его слова можно было истолковать как обещание помощи, если бы не сжатые губы и ледяной взгляд: это была угроза. Кожухов собрался с мыслями.

– Дмитрий Константинович, – заговорил, как только почувствовал, что к нему вернулся дар речи, – днем мне показали стопку жалоб и заявлений акционеров, недовольных моим избранием. В них говорится об угрозах какой‑то шпаны, о подкупе директоров предприятий, о нарушении устава акционерного общества…

– А зачем же ты шпану с угрозами посылал? – сузив глаза, грозно спросил Панич. – Я?.. А директоров подкупал зачем?

– ?!!

– Так какого черта ты опасаешься? Какое тебе дело до инсинуаций вокруг твоего честного имени, Кожухов?

– Но документы на продажу металла прибалтам подписывал я! А на сопровождение – Губарь!

Панич болезненно поморщился, почесал поясницу.

– Вот с прибалтами, брат, разбирайся сам – я в эти игры не играю. Прибалты твои, «база» моя. Так, кажется, мы договаривались? На «базу» металл по себестоимости, заказчикам – по договоренности. Надо было рассчитать цены, чтобы разница покрыла недостающие тонны.

Из сказанного Кожухов понял одно: помощи от Панича не будет. Попросту его сдавали. Не исключено, на его место уже была кандидатура, согласованная с покровителями старика в Москве. Был и другой вариант: Паничу стало известно, что попытки спасти положение обречены, и он, Кожухов, больше не представлял интереса.

– Вместо меня придет другой, – решил он пойти в наступление. – Хорошо, если он согласится сесть с вами за стол переговоров.

В комнату, толкая перед собой столик на колесиках, вошел улыбающийся китаец.

– Дорогой мой, – махнул рукой Панич, – если вместо тебя придет другой, то он сочтет за честь сесть со мной за стол переговоров. Ты меня понял? – Снисходительная интонация сменилась железными нотками: – Ты понял меня, я тебя спрашиваю?!

–Да.

Пока китаец расставлял посуду, Панич вымерял маленькими шажками расстояние от окна до двери, очевидно, таким образом успокаивая себя. Кожухов увидел, что чайная чашка поставлена только перед хозяином; китаец плеснул в нее черной дымящейся жидкости из заварного чайника и все с той же, словно приклеенной, улыбкой удалился.

– Ты не забыл, Толя, как рассыпался бывший трест, когда каждому вшивому отделу захотелось экономической самостоятельности? И кто организовал на базе этих ремесленных мастерских акционерное производственное объединение, теперь одно из самых мощных в России?.