Саня ударил по тормозам. «Ауди» взвизгнула, развернулась на сто восемьдесят градусов и, врезавшись багажником в металлическое ограждение, заглохла.
Из подоспевшего «БМВ» и микроавтобуса выбежали люди, кто‑то рванул дверцу:
– Один он!
– Кожухов где?!
– Где Кожух, сволочь?!
О том, чтобы убежать в лес, не было речи. Саню схватили, выволокли наружу. Он броском опрокинул на спину одного из нападавших, ответил ударом на удар. Широкоплечий крепыш в кожанке выхватил пистолет, но Саня упредил его выстрел своим – незарегистрированный револьвер всегда лежал под сиденьем, о нем знали Савелий и он. Вскрикнув, нападавший упал на спину.
– Не стрелять! – крикнул кто‑то из автобуса.
Слепили включенные фары «БМВ», мелькали тени, их было много; Саня бил и держал удары, падал и вставал, не чувствуя боли даже тогда, когда кто‑то меткий прострелил ему ногу. Резиновая палка со стальным сердечником выбила из его руки револьвер; на Саню навалились, подмяли, осыпая градом беспощадных ударов, заволокли в автобус и там пристегнули к стойке «браслетами». Кровь заливала глаза. Сквозь помутившееся сознание он слышал, как заурчал мотор, пол под ним закачался. Крик, мат, команды, стоны смолкли вдруг разом, и наступила глухая тишина.
15
Санин совет перейти на тренерскую работу заставил Влада задуматься. Друг вообще избегал советов, а уж если давал, то дельные. А еще этот странный Ольгин вопрос – не надоела ли такая жизнь…
Утром он пробежал свои двадцать кэмэ и поехал во Дворец спорта. Залы были еще пусты, только сэнсэй Палыч, лет десять тому получивший третий дан из рук самого Оямы и с тех пор не выходивший на татами, возился с поломанным замком в двери тренерской комнаты.
– Давно не заходил, – почувствовав Влада спиной, заговорил Палыч. – Времени нет?
Влад сел рядом на пол, скрестил ноги, прикрыл глаза.
– Желания, – признался честно.
Палыч пощелкал замком, подковырнул его отверткой и снова принялся разбирать. Возился долго, молча, терпеливо – не потому, что этой работы не мог сделать кто‑нибудь другой, а просто все привык делать сам. Палыч был ходячей легендой, он отдал карате четверть века, это увлечение отняло у него жену и пять лет свободы.
– Однажды боец Нум победил своего учителя, – заговорил он, точно в продолжение своих мыслей. – «Ты победил меня, – сказал учитель. – Это значит, что ты овладел всем, чему я тебя учил. Иди по миру и ищи того, кто сильнее. Проси его взять тебя в ученики». И Нум пошел. Много деревень он обошел, много городов. Находились мастера сильнее, но очень скоро он овладевал их наукой, шел дальше, пока не обошел всю страну и не победил всех. И вот когда он, убежденный в своей непревзойденности, шел по тайге домой, ему повстречался тигр. Тигр защищал свой дом, своих детенышей, и правда была на его стороне. Это удваивало силы. Долго они сражались, но мастер Нум одолел и его. Знаешь, что было потом?..
– Нет, – ответил Влад.
– Потом он сел на пенек у трупа поверженного зверя и подумал: «Я убил тигра в его доме. А дальше что?..»
Палыч собрал замок, вставил его в паз. Привинтив его шурупами, он запер тренерскую на ключ.
– Это ты к чему, Палыч? – спросил Влад.
– А ты подумай, – сказал Палыч. И ушел.
Думать Влад не стал – и так ясно было, что на татами жизнь не прожить, а если и прожить, то зачем? Придет критический возраст, как пришел к Палычу и к Ояме, кончившему жизнь в инвалидной коляске. Во всем должен быть смысл.
В зале собрались пацаны, смотрели как завороженные на тренировку чемпиона, дивились легкости, с которой давались ему удары и блоки – пацанам было невдомек, что чемпиону уже двадцать семь, что половину жизни он провел в этом зале и давно уже делал машинально то, что приводило их в такой восторг. |