Гримаска получилась живая, в отличие от вечно застывшей маски равнодушия там, в интернате, но какая-то неприятная. – Внизу поезда ходят, любой довезёт. Я тебе покажу, куда идти.
– А я, похоже, и сам понял. Бывал тут.
– Ну тем более. Пойдём?
Мякиш удивился немного.
– Хотя бы расскажи, как ты тут, чего к чему…
– Оно тебе надо? Дошёл, прижился. Мне нормально. Рассчитываю на долгую успешную карьеру. Народец, конечно, дрянь в подчинённых, но он везде такой. Ты же Гумуса хотел найти? Ну вот это я и есть, здешнее погоняло. Сиречь плодородная для всяких махинаций почва.
– Лёшка… Ты опять застрял, да? Но уже здесь?
Принц недобро оскалился и почти выкрикнул:
– Не путай, не надо! Там я по принуждению сидел, а здесь… Здесь – мой выбор!
– Ладно, ладно, не шуми. А статуя чья всё-таки?
– Эта, что ли? – обернувшись на постамент, словно только заметил, уточнил Алексей. – Не признал? Это же Неспаситель. Мы тут ему все и поклоняемся.
Невзрачный мужичок в перекинутой через плечо тоге и с мешочком в опущенной руке вдруг показался Антону удивительно мерзким. Но – не его дело, уже не его.
Мякиш встал, подошёл к вскочившему с ящика Принцу и подал ему руку на прощание. Говорить было не о чем, а время торопило. Оно уже кончилось, на самом-то деле, он сейчас играет в прятки со смертью, хотя она его догнала и отметила в своих списках.
– Прощай, Алексей. Захочешь – и отсюда уйдёшь.
Двери, лестница, поворот, площадка, поворот, выход на перрон. Поезд уже ждал, старинный, с двуцветными, угловатыми, окрашенными в жёлтый верх и зелёный низ по довоенной моде вагонами.
– Посёлок Насыпной. На-сып-ной. Всё верно же: жив, молодость.
И он вошёл в пустой вагон, не оглядываясь.
3
За окном напротив медленно проплыли надписи со стрелками: «ИНТЕРНАТ» и «пос. НАСЫПНОЙ». Судя по указателю, Мякиша везли в нужную сторону. Потом поезд набрал ход, в тёмном туннеле только вспыхивали размазанными звёздами яркие огни и тут же пропадали в брошенной неизвестности.
Антон огляделся. Бог весть, какие были почти сто лет назад – а по внешнему виду вагона меньше и не дашь – вагоны метро, но здесь, внутри, всё было сделано на совесть. Низкие кожаные диванчики, лакированное дерево, длинные металлические поручни для стоящих пассажиров вверху: только подними руку. Длинные плафоны на потолке светили ровным желтоватым светом, уютным, почти вытравленным нынче отовсюду засилием слепящих светодиодов.
И пустота. Ни одного человека больше, ни бумажки под ногами, очень чисто и очень тихо. Даже неизменных схем из разноцветных пауков линий нет, даже рекламы – обычно обильной и никому не нужной.
– Мы едем, едем, едем в далёкие края… Какие-то соседи, весёлые друзья, – сообщил ближайшему диванчику Мякиш и побрёл к нему, чтобы сесть. Вагон слегка раскачивало, вспышки света за окнами стали чаще, но короче; поезд разогнался.
– Красота, красота, мы везём с собой кота…
Антон вспомнил почему-то – то ли удобное сидение располагало, то ли дурацкий, всплывший в памяти стишок – как они с бабушкой завели очередного кота. Давным-давно, сперва перед этим долго ходили вместе с ней по «Птичьему рынку», выбирали, а потом целый год с интересом наблюдали за ростом и становлением рыже-белого красавца. Как же его звали? Имя крутилось где-то в голове, крутилось, но ускользало.
А затем он пропал.
Или собакам попался некстати, или недобрым людям – на шапку или ещё для какого употребления.
– Мишка? Гришка? Борька? А, ч-чёрт, и не вспомнить теперь. |