И, несмотря на все объективные обстоятельства, я отчётливо осознала — спасая кесаря, я подписала приговор Динару.
— Не жизнь, а сплошное гоблинское издевательство! — выдохнула в сердцах.
И посмотрела на Динара, который упорно рвал путы паутины реальности, созданной для него кесарем. Динар… несбыточная мечта, как первая любовь, в которой тёплых воспоминаний пополам с болезненными, и в то же время… Я не знала, что мне делать, что сделать, для того чтобы сохранить жизнь тому, для кого приговор уже был подписан. И одна из подписей принадлежала ему самому.
И вот передо мной объективная реальность — Динара следует убить. Потому что он не остановится, не отступит, не прекратит и не станет жить той жизнью, в которой не будет меня. Просто не станет. Он прожил уже одну жизнь без меня, на вторую он не согласится даже под страхом смерти.
И… и я даже не знала, как выкрутиться из этой ситуации так, чтобы Динар остался жив, я…
Я вдруг вспомнила, что у меня есть муж.
Не в том плане, что я только что сбежала с первой любовью, а в том, что раз у меня есть муж, то собственно:
— Что будем делать? — нагло поинтересовалась у кесаря.
Пресветлый император как сидел, так собственно и остался сидеть — но степень потрясения была столь существенной, что вся изморозь из его глаз попросту исчезла.
— М-да уж, нежная моя, — явно приходя в состояние ярости, произнёс кесарь.
Я понимала, причины его негодования, но — назвался груздем, не вопи, что ты подосиновик.
— Как мой муж ты обязан заботиться о моём душевном равновесии, мой кесарь. Вот и… заботься!
И с этими словами я с самым королевским достоинством вновь опустилась на камень как на трон. В конце концов — мужчина здесь кто? Правильно, не я, и Араэден это в полной мере доказал пару часов назад в физическом плане. Теперь пусть доказывает в моральном.
— Нежжжная моя, — прошипел император Эрадараса.
— Вот именно — у меня очень нежная душевная организация, и она не перенесёт гибели Динара, несмотря на все объективные причины необходимости его устранения, — всё так же нагло заявила я.
У меня был повод наглеть. У него — откровенно звереть от подобной наглости. Но… это Динар мог озвереть до состояния невменяемости, а кесарь это кесарь, как бы сильно он не был зол, он всё равно держал все свои эмоции под контролем.
— И ты этим сейчас беззастенчиво пользуешься, нежная моя, — процедил в бешенстве император.
— Чем могу, тем и пользуюсь! — с вызовом заявила я.
Весь облик кесаря в этот момент казался сплошным выражением надвигающейся опасности, но… есть что-то потрясающе волшебное в том, что ты прекрасно знаешь — этот мужчина скорее убьёт себя, чем нанесёт вред тебе. Мне даже стало искренне жаль, что я не знала об этом столь важном нюансе в Рассветном мире — можно было бы начинать пользоваться уже там.
— Кари! — откровенно психанул, осознавший, что я всё осознала собственно мой муж.
Воинственно сложив руки на груди, непримиримо посмотрела на супруга. Наглость — второе счастье. Иногда первое. А я вдруг отчётливо поняла, что мужчина, с такой нежностью целующий и с такой бережностью овладевший мной, никогда не причинит мне боль, даже моральную. И осознание этого воистину окрыляло меня, и бесконечно бесило кесаря, который, и он теперь это тоже понял — был в ловушке. Ловушке, имя которой — отношения с любимой женщиной.
— Нежжжжная моя, я тебя… — начал было кесарь.
— Нежно поцелуешь? — моя наглость зашкаливала, да, и мы оба знали об этом, как и о том, что он мне это позволит. |