А девицы, те, которые постят в джихадистских форумах, не раз прокалывались на том, что выезжали в страны Персидского залива заниматься проституцией. Легальные, что примечательно, муллы, духовные авторитеты разъясняли молодежи, той самой, что после второго раката прямо посреди намаза встает и уходит, что никях — это помолвка с обязательным участием родителей, а не тайная и поспешная случка в лесу, на подстеленной куртке или в машине. Молодежь ничего не слушала. Она верила, что сможет сделать жизнь лучше и чище. Брала из ислама только то, что ее устраивало. Не слушала старших. И знала, что главное — это борьба…
Непрекращающаяся…
Итак, Магомед сидел с джамаатом и с телками, и похоже было, что они уже пили харам, и телки смеялись, и понятно было, что дамы эти — поведения нетяжелого и против не будут. И все было ништяк, но Аслан подошел к столу и сказал:
— Магомед, нам надо поговорить.
Магомед повернулся, хлопнул в ладоши:
— Братва, это Аслан! Самый честный человек в Махачкале. Он в жизни взяток не брал, клянусь Аллахом. И самый храбрый. Он с ментами был, я по ним из винтовки шмалял, менты попрятались, а он как стоял, так и стоит, за родные слова отвечаю…
— Да гонево, — усомнился еще один. У него было вытянутое, лошадиное лицо и короткая бородка без усов, которая его только портила, делая еще длиннее.
— Клянусь Аллахом! Ты что, в моей клятве сомневаешься?
— Да нет, брат…
— Пусть сядет за стол, кишканет! — сказал еще один. — У него, наверное, и денег особо тоже нету, раз такой честный.
— Пусть в Ахач-аул валит… — не согласился другой.
— Эй, Мага, своим ротом нормально говори, да? — вдруг сухо сказал Магомед. — С гор спустился, так научись себя вести! Рога выключи!
— Не обессудь, Магомед, в мыслях не было… — сказал струхнувший парень.
— Надо поговорить
Магомед показал на стул.
— Садись. Ешь. Говори. Это мои братья, у меня от них секретов нет.
Аслан сел на стул, ему налили и пододвинули тарелку с мясным, но он не обратил на нее внимания.
— Что это было, Магомед?
— Ты о чем?
— Я о заправке. Зачем это? Ты знаешь, что там один парень в больнице умер?
— А, ты за те движения. Это ногайские на нас выскочили, рамсят не по делу. Ништяк, мы их конкретно выстегнули…
— Я не про старших, Магомед. Я про тебя.
— Ты о чем? Не волоку чо-то.
— Помнишь, мы с тобой неоднократно говорили об этом? Говорили о справедливости. О том, как хорошо будет без Русни и навязанных ею правил. О том, как наши народы будут жить по шариату Аллаха и заповедям предков. О том, как закон впервые не будет ломать нас, потому что мы сами напишем его. А теперь — что?
— Че? — не понял Магомед.
— Что ты делал на заправке? Что вы все делали на заправке? Где там закон? И только не говори мне про шариат! Зайди в больницу, посмотри на лежащих там пацанов. Поговори с матерью, которая потеряла сына из-за этой заправки!
— Про шариат не надо, э! — вскинулся один парень.
— Тише, Гарик, тише. Ты что хочешь сказать, Аслан?
— Впервые, может быть, за несколько сотен лет у нас есть возможность стать самостоятельным государством. Самостоятельным цивилизованным государством, которое уважают в мире. Государством, которое покажет путь к свободе всему остальному Кавказу, а может быть, и не только Кавказу. И что ты делаешь? Что делаете вы все? Вы разъезжаете по городу с палками, со стволами, с канистрами бензина. |