Артур Резаный был очень опытным побегушником. Даже рассказывая о колониях, в которых ему пришлось побывать, он говорил не о царящих в них порядках, а о способах, которыми легче всего уйти на волю. Порой он украшал свои рассказы немыслимыми подробностями: где находится охотничья избушка, в которой всегда можно найти кусок прокопченной лосятины, и с какой стороны удобнее прорывать на зоне лаз. Но что действительно вызывало уважение к побегушнику, так это его неуемная, почти фантастическая тяга к свободе; подобное нечасто можно было встретить у блатных, воспринимающих очередную отсидку как некий своеобразный рабочий момент. Так сказать, издержки опасной профессии.

В его побегах была еще одна странность, а может быть, всего лишь обыкновенное везение – его не пристрелили во время побегов, не забили прикладами солдаты, а собаки не разодрали горло. Он отделался всего лишь несколькими вполне безобидными ушибами.

Выслушав план побега, Резаный с минуту ошарашенно таращился на Пашу Фомичева, потом нервно заморгал. Его взгляд говорил больше, чем самые красноречивые слова, – неужели в этом чертовом краю, находящемся далеко за пределами медвежьего угла, можно встретить человека, способного рассуждать так же здравомысляще, как и он сам. Если двое думают об одном и том же, то их трудно назвать сумасшедшими.

– Мы почти на острове, – сказал Резаный.

Паша Фомичев улыбнулся:

– Здесь все в порядке, у меня есть кое-какие наработки. Не хотелось бы открываться раньше времени.

– Без базаров, – охотно согласился Артур, зыркнув по сторонам.

Место для разговора Костыль выбрал глухое – самую окраину промзоны, где штабелями были свалены бревна, завезенные прошлой осенью с материка для какого-то очередного строительного прорыва. Сюда редко кто заявлялся, разве только что летом, чтобы под крик пролетающих птиц перекинуться в картишки.

– Нам нужен третий, – не без значения произнес Костыль.

– «Барашек», что ли? – гоготнул Артур.

– Он самый, если все пойдет не так, как планируется, – подтвердил Костыль.

– По личному опыту хочу тебе заметить, что «барашка» нужно выбрать помоложе. Потолще в наших условиях не получится, но помоложе – это реально. Хочешь, я сам подберу «барашка»? – предложил Артур.

Поначалу Костыль хотел было согласиться, но его насторожил неожиданный оптимизм Резаного. Не тот случай, чтобы доверять ему безоглядно, так и самому можно оказаться в роли закуски.

Костыль сделал озабоченное лицо, как бы раздумывая над предложением, потом произнес:

– Я держу одного лоха на примете, он подойдет нам по всем статьям.

Артур неопределенно пожал плечами, что должно было означать: твоя идея, ты и распоряжайся.

– Ты уж присмотри, я тебе доверяю. Здесь важно не ошибиться, а то потом этими костьми и поперхнуться можно. Знавал я одного такого, «быка»… Взяли на свою шею, так он во время побега троих своих сокамерников слопал. И такое вот случается. Если что от меня потребуется, дашь знать.

Третьего человека Паша Фомичев подбирал особенно тщательно. Идеально было бы выбрать стопроцентного лоха, доверяющего каждому слову, или неисправимого романтика, мечтающего о кусочке южного солнца с тем же вожделением, с каким девственник думает о первой брачной ночи. Но такие экземпляры на особом режиме встречаются редко, а если и появляются, то больше напоминают мезозойский реликт. Придется работать с тем материалом, что имеется в наличии.

Свой выбор Паша Фомичев остановил на двадцатипятилетнем баклане с обидной кличкой Альфонс.