– Я уже сказала, Тресилиан, – ответила она, – что непременно приеду к отцу, как только мне позволят другие, не менее важные обязанности. Поезжайте и сообщите ему эту новость. Я приеду – и это так же верно, как то, что на небе есть солнце, – как только получу разрешение.

– Разрешение? Разрешение навестить больного отца, который, быть может, уже на краю смерти! – порывисто воскликнул Тресилиан. – Но разрешение от кого? От мерзавца, который под личиной дружбы нарушил ответный долг гостеприимства и похитил тебя из отцовского дома?

– Не клевещи на него, Тресилиан! Меч того, о ком ты говоришь, не менее остер, чем твой, нет, он еще острее, несчастный! Самые великие подвиги, совершенные тобой на войне и в мирное время, не достойны сравниться с его подвигами, так же как твое скромное происхождение не может равняться с тем кругом, в котором вращается он. Оставь меня! Ступай и передай мое поручение отцу. А когда он в следующий раз пришлет мне весточку, пусть выбирает более подходящего посланца.

– Эми, – спокойно ответил Тресилиан, – ты не выведешь меня из терпения своими упреками. Но ответь мне только одно, чтобы я мог принести хоть луч утешения моему старому другу: этот сан, которым ты похваляешься, неужели ты делишь его с ним?, Разве он обладает уже правами мужа, чтобы властво‑* вать над твоими поступками?

– Прекрати свои низменные, неприличные речи! – воскликнула она. – Я не снизойду до ответа ни на один вопрос, унижающий мое достоинство.

– Теперь мне все ясно, раз ты отказалась ответить на мой вопрос, – сказал Тресилиан. – Слушай же, несчастная! Я облечен всей властью твоего отца приказывать тебе, и я спасу тебя от позора греха и скорби, даже вопреки тебе самой, Эми!

– Ты смеешь грозить мне силой! – закричала девушка, отступая от него и напуганная решимостью, сверкавшей в его глазах и движениях. – Не угрожай мне, Тресилиан, я располагаю средствами отразить насилие!

– Но я думаю, у тебя нет особого желания воспользоваться ими в таком мерзостном деле? – спросил Тресилиан, – Своей волей, своей чуждой всякого влияния, свободной и естественной волей, Эми, ты не могла избрать этот удел рабства и бесчестья. Тебя околдовали какой‑то волшбой, поймали в ловушку, обманом связали какой‑то вынужденной клятвой! Но я снимаю с тебя очарование: Эми, во имя твоего достойнейшего, доведенного до отчаяния отца, я приказываю тебе следовать за мной!

Произнеся это, он подошел к ней и протянул руку, как бы желая схватить ее. Но она отшатнулась от него и пронзительно вскрикнула. Этот крик, как было упомянуто выше, заставил вбежать в залу Лэмборна и Фостера.

Последний сразу же воскликнул:

– Огонь и хворост, что тут такое происходит?

Затем, обратившись к девушке, он добавил тоном, в котором звучали просьба и приказ одновременно:

– Господи ты боже мой, сударыня, как вы очутились здесь? Удалитесь, удалитесь немедленно, это вопрос жизни и смерти. А вы, друг мой, кто бы вы ни были, оставьте этот дом. Убирайтесь прочь, прежде чем рукоятка моего кинжала и ваша башка не познакомились друг с другом. Меч наголо, Майк, и избавь нас от этого негодяя!

– Нет, клянусь душой, – ответил Лэмборн. – Он пришел сюда вместе со мной, и, по закону старых вояк, я не причиню ему вреда, по крайней мере до следующей встречи. Но вот что, мой друг из Корнуэлла, вы принесли сюда с собой корнуэллский ветерок– ураган, как его называют в Индии.