Так люблю, что, имей я на это санкции, пристрелил бы тебя в твоей собственной постели!
– Прорвало наконец, – улыбнулась я, хотя в тот момент мне было очень страшно. – Слушай, Курт, где я могу найти тебя в случае чего?
– Я сам найдусь, когда понадобится, – сказал Мишин, выводя меня в вестибюль «Плазы».
– Я серьезно, Витяня. Мало ли что...
Мишин что то пробурчал, вытащил из кармана изящный блокнотик с золотым обрезом, потом полез в другой карман за ручкой...
– На, возьми мою, – я протянула своему школьному другу «паркер», который взяла в портпледе Гескина как память о несостоявшейся дружбе с британским бароном.
Мишин снял колпачок, написал мелким почерком несколько цифр и протянул мне:
– Только в крайнем случае, ясно?
– Ясно, – я сунула листок в сумку. – Ручку вернешь или зажилить собираешься?
– Держи, жлобина! – Мишин отдал мне «паркер». – И чтобы все было в порядке, поняла?
– Яволь, камрад Мельцер!
– Ну иди...
...В номере я осторожно вытащила «паркер» из приготовленного специально для этой цели небольшого гигиенического пакетика с изображением пикантной дамы в одном лифчике и, ухватив ручку за нижнюю часть, внимательно оглядела серебряный колпачок, который еще вчера так изящно трансформировался в руках покойного Гескина в глушитель для пистолета.
Даже такой дилетантке, как я, не составило особого труда разглядеть на хромированной поверхности колпачка отчетливые отпечатки большого и указательного пальцев свежеиспеченного Курта Мельцера.
– Ну, Витяня, дружок мой школьный, – пробормотала я, вытягиваясь на постели и засыпая, – кажется, теперь мне есть чем махнуться с тобой. Не глядя...
24
Москва. Лубянка. КЛ£ СССР
4 декабря 1977 года
– Как поживает наш подопечный, Матвей? – Андропов отправил в рот крупную виноградину и уставился в потолок кабинета, весь отдаваясь ее нежному вкусу.
– Я не уверен, что это наша самая удачная ставка, Юрий Владимирович.
– Вот как? – Андропов скосил глаза на помощника: – Десять дней назад ты был другого мнения... Можешь сесть.
Тополев по военному кивнул и, аккуратно отодвинув стул от сгола, опустился на сиденье.
– Что слышно в Аргентине? – спросил шеф КГБ, меняя тему.
– Барона придется заменить. Он сильно разболелся.
– Надеюсь, без осложнений?
– Увы, Юрий Владимирович...
Андропов вопросительно поднял брови.
– Ваша протеже неожиданно явилась к нему в номер и вызвала полицию. Впрочем, пока все обошлось.
– Пока или обошлось?
– Это будет ясно завтра, вернее – сегодня. Так или иначе, вмешались наши дипломаты, и ее отпустили.
– Бойкая дамочка... – Андропов отщипнул еще одну виноградину. – Смотри, Тополев, скандалы в Клошмерле нам не нужны. По крайней мере, до поры до времени.
– А может быть, это к лучшему, Юрий Владимирович? Она уже на примете у полиции – тем громче будет шум, когда на нее повесят еще и Гескина.
– Ну что ж... – Андропов промокнул губы салфеткой и бросил ее в корзину для бумаг. – Рискованно играем, Матвей. Не промахнуться бы.
– Не должны. Все подстраховано.
– И Кошта?
Тополев не ответил.
– Что тебя тревожит, Матвей? Говори прямо.
– Вернувшись в Боготу, он сразу уехал в свое поместье и ни разу не показывался в конгрессе.
– Это естественно. Он смят. Ему надо свыкнуться со своим будущим.
– Он сильнее, чем кажется. |