– Я знаю, оно не очень красивое, – говорит Кит. – Папа собирается его почистить, чтобы здесь можно было купаться или даже плавать на байдарке.

– Мне казалось, Джеки уже окунулся.

– Да? Впрочем, он храбрее меня.

– Давай немного посидим, – предлагаю я и, не дожидаясь согласия, поднимаюсь на небольшой взгорок чуть в стороне от тропы. Там я сажусь на ствол упавшего дерева. Место во всех отношениях удачное: отсюда я могу видеть и слышать каждого, кто будет приближаться к нам со стороны дома.

– Садись, – приглашаю я Кит.

Это мой единственный шанс, черт побери, и я не имею права его упустить! Кит садится. Ее платье слегка задирается, собираясь в складки чуть выше колен. Она облизывает малиновые губки в предвкушении чего‑то необычного и волнующего.

– Я должен сказать тебе одну вещь, Кит, но мне не хотелось бы, чтобы нас кто‑нибудь подслушал, – говорю я и беру ее за руку.

– Какую? – спрашивает она с несколько наигранным воодушевлением.

– Мне кажется, ты уже знаешь...

– Нет, не знаю! – В ее глазах появляется испуг.

– Знаешь, – уверенно говорю я. – Это касается нас с тобой: тебя и меня.

Кит щурит глаза. Она и в самом деле знает, что я собираюсь ей сказать. Женщины всегда чувствуют такие вещи.

– Надеюсь, ты не собираешься надо мной подшутить, – говорит она. Видимо, торжественность момента так на нее действует, что она даже забывает коверкать слова на модный среди молодежи манер.

– Я совершенно серьезен, Кит. Мне кажется, между нами что‑то происходит. Что‑то очень важное. Настоящее. Однажды я уже был влюблен, но та женщина любила другого, и ничего хорошего из этого не вышло. Но я отлично помню, что испытывал тогда. Примерно то же я чувствую сейчас, когда вижу тебя, – медленно начинаю я.

И смотрю на нее.

Я очень стараюсь, чтобы противоречивые эмоции, которые бушуют во мне, никак не отразились на моем лице. Путаница чувств, хаос в мыслях... Ощущение настолько странное, что я и сам не в состоянии понять, притворяюсь я или нет, говорю одну только ложь, или в моих словах все же присутствует правда.

Но пути назад нет, теперь мне остается только одно: идти до конца.

– Мне кажется, я влюбляюсь в тебя, – говорю я и делаю многозначительную паузу. Пусть понимает как хочет.

– Ты не должен говорить ничего подобного, если... если на самом деле ты так не думаешь, – почти шепчет в ответ Кит.

Ее глаза закрыты, пальцы сильнее стискивают мою руку.

– Но ведь я так думаю. И я уверен, что это не просто симпатия, возникающая между людьми, у которых много общего. На самом деле все совершенно наоборот: ты занимаешься серфингом, я даже плаваю с трудом; ты богата, а я нет; ты американка, я – ирландец. Но все это не имеет никакого значения. Неважно, кто ты, откуда ты родом, чем занимаешься и все такое. Я просто полюбил тебя, полюбил с той самой секунды, когда впервые увидел в Ревери в баре, где ты обслуживала столики. У меня в голове как будто вспыхнула лампочка, и чей‑то голос сказал: «Это она, Шон, твоя единственная. Один раз ты ошибся, но на сей раз ошибки быть не может. Это она!» Вот как это было, Кит, и я уверен: ничего бы не изменилось, если бы ты не была красивой, умной, милой. Даже если бы ты была плохой, глупой, злой, я бы все равно в тебя влюбился, но мне повезло. Чем больше я тебя узнаю, тем сильнее убеждаюсь, что ты – совершенство, идеал. Мой идеал.

Кит часто‑часто моргает и изумленно глядит на меня. Как только я замолкаю, она резко отворачивается. Она не в силах заговорить и, кажется, вот‑вот расплачется.