Это замечание заставило меня слегка поморщиться. Мало кому приятно слышать такие слова из уст прелестной девушки, а Кит несомненно была прелестна.
– А тебе, значит, девятнадцать? – уточнил я.
– Мне уже почти двадцать, – ответила она.
– Так ты еще совсем ребенок, – кольнул я в ответ.
Кит посмотрела на меня с наигранным раздражением:
– Как тебя зовут? Ты говорил, но я что‑то забыла.
– Шон.
– Это я помню, а вот фамилия совершенно у меня вылетела.
– Шон Маккена. Слушай, а тебя‑то как звать? За всей этой ерундой я совсем забыл спросить!
– Кэтрин, но все зовут меня Китти или просто Кит. Когда‑то я просто ненавидела свое имя, но сейчас оно мне даже нравится. Кит, я имею в виду...
– Я думаю, тебя назвали так в честь Китти О'Ши, – сказал я.
– А это еще кто? Я, кажется, слышала это имя, но...
– Ты не знаешь, кто такая Китти О'Ши?
– Нет.
– Значит, я был прав, когда сказал, что ты еще совсем ребенок.
Я видел, что ей ужасно хочется узнать, кто такая эта Китти, но она слишком разобиделась на меня, а я не спешил ей на помощь. Мне нравилось смотреть, как она злится. В молчании мы доехали до небольшого поселка под названием Роули. Здесь дорога раздваивалась: можно было ехать прямо, а можно было свернуть налево.
– Куда едем? – спросил я.
– Прямо. То есть нет; я не должна показывать тебе, где я живу. Папе это не понравится. Что же нам с тобой делать?.. Где, говоришь, ты остановился? В Солсбери?
– Нет. Я пока живу в Бостоне, в гостинице или, точнее, в молодежном общежитии.
– Ты извини, но папе действительно не понравилось, если бы я пригласила тебя к нам домой. Знаешь что, высади меня, а сам возвращайся в город.
– Честно говоря, я боюсь разъезжать на краденой машине. Для меня это небезопасно. Мне бы не хотелось, чтобы меня депортировали меньше чем через неделю после приезда в Штаты.
– О'кей, в таком случае езжай прямо, эта дорога приведет нас прямо в Ньюберипорт, на автовокзал. Если ты не хочешь ездить на краденой машине, я тем более не хочу, чтобы ее нашли возле папиного дома. На автовокзале мы бросим машину, ты сядешь на автобус и вернешься в Бостон, а за мной заедет Соня. Я, к сожалению, не могу тебя отвезти: я до сих пор не пришла в себя, после того как ты на меня грохнулся! – Тут она поморщилась: до того неуклюжим ей показался изобретенный ею самой предлог.
– Вовсе не обязательно меня благодарить, – сказал я и усмехнулся. Мне было прекрасно видно, что ей хочется меня поблагодарить, но, как и большинство панков, она отказывалась признать тот факт, что ей грозила нешуточная опасность, а кто‑то посторонний помог ей выпутаться из неприятной ситуации.
Следующие полмили мы ехали в молчании. Окончательно стемнело, но я чувствовал, что машина движется теперь по заболоченной местности: Ночной воздух пахнул болотным газом и соленой морской водой. Москиты и разнообразные ночные бабочки тучами разбивались о лобовое стекло. Потом в темноте промелькнул дорожный указатель: «Ньюберипорт, Плам‑Айленд – 5 миль».
– А кто такой Тед Уильямc? – спросил я, возобновляя беседу.
– Ты что, шутишь?
– Нет.
– Единственный великий игрок в бейсбол! А еще он герой войны и лучший отбивающий.
– Я думал, Бейб Рут самый великий, – сказал я абсолютно невинным тоном.
Кит посмотрела на меня так, словно готова была вцепиться мне в волосы. Ее нос сморщился и приподнялся, а кончиками пальцев она теребила остроконечные прядки волос надо лбом.
– Ты что, нарочно хочешь меня разозлить?
– Вовсе нет.
– В Бостоне болеют за «Ред Сокc».
– Ну и что?
– Значит, ты ничего не слышал о «Бостон Ред Сокc» и о «проклятии Бамбино»?
– Ничего. |