– Послушайте, Мари, – проговорил граф примирительным тоном, – послушайте меня как человека, который не только старше вас по возрасту. Мой жизненный опыт велик. Я дрался на Малаховом кургане под командой Нахимова. Я  видел кровь и знаю, что это такое. Вы наслушались здешних крикунов, славянофилов и прочих тыловых крыс. Красивые фразы, громкие слова! А на самом деле? Грубая пища, гной, стоны, ночи без сна. И наконец вас просто могут убить, хоть это то вы понимаете?

– Меня не убьют, меня не могут убить, – сухими губами пролепетала Бек Назарова. Казалось, последние слова Ивана Семеновича произвели на нее впечатление. – Нет, меня не должны убить, – повторила она, задумавшись.

– Что за глупости, – вмешался в разговор Серж, – и кто это тебе сказал? Пуля – дура, кусочек свинца – и только…

Старая княгиня снова ударилась в истерику, и старичок принялся ее успокаивать…

"Мир обезумел, – сказал себе граф. – И если под турецкие бомбы и ятаганы отправляются такие прекрасные женщины…"

В тот же день он явился в Главный штаб и потребовал, чтобы его направили в действующую армию на любую должность и в каком угодно звании.

Ему отказали.

Тогда, будучи человеком упрямым и отчаянным храбрецом, он пробился к Милютину, который хорошо знал его по старой службе.

– Посодействуйте хоть вы, Дмитрий Алексеевич.

Милютин был очень занят; он только что приехал с государем из Кишинева чем то расстроенный и не в духе.

– Здесь и моею властью не помочь, – рассеянно выслушав его, сказал военный министр. – Вы разговаривали с Федором Логгиновичем? Может быть, он чем нибудь пособит?

– Гейден категорически против.

– Тогда чего же вы от меня хотите, батенька? – развел руками Милютин. – Вы уже свое отвоевали, предоставьте дальнейшее молодым.

Иван Семенович рассказал ему о Бек Назарозой.

– Нет, не помню. Хотя моя дочь должна ее хорошо знать, – ответил с извиняющейся улыбкой Дмитрий Алексеевич. – По моему, она поступила правильно.

– Я тоже так думаю, – сухо кивнул граф и вышел.

В этот день по дороге домой он почувствовал себя бесконечно старым. И сватовство к Бек Назаровой рисовалось ему теперь совсем в ином свете; оно выглядело таким бесполезным и пошлым фарсом, что, вернувшись к себе, он заперся в кабинете и несколько дней, сказавшись больным, пил со слугою горькую…

65

Из дневника Д. А. Милютина:

"17 июня. Пятница. Зимница. – Сегодня мы имели отдых, однако ж не полный; в 3 часа было благодарственное молебствие за победу 15 го числа. Почти весь 12 й корпус, гвардейская рота и болгарские дружины были построены огромным квадратом, в середине которого, на кургане, совершен церковный обряд, а потом государь раздавал Георгиевские кресты и другие награды.

21 июня. Вторник. – Почти ежедневно государь делает поездки то на переправу, то в лазареты. Постройка моста весьма замедлилась бурей в ночь с 17 го на 18 е число; ветер сорвал несколько понтонов, так что переправа по мостам могла начаться только в ночь с 19 го на 20 е…

Между тем в ожидании перехода большего числа войск за Дунай составляются предположения о дальнейшем направлении и распределении их. При этом, к сожалению, руководствуются не совсем похвальными видами. Раздробили две кавалерийские дивизии на 4 отдельные бригады для того, чтобы две из них поручить под команду двум братьям Лейхтенбергским: Николаю и Евгению Максимилиановичам. Первый из них никогда в строю не служил, а последние 10–12 лет жил спокойно за границей и позабыл даже то, что мог знать в юности.