.
Швея дала ей легонькую, почти ласковую пощечину.
— Никто не скажет, кроме тебя самой. Именно это и значит быть свободной. Не иметь возможность делать все, что тебе вздумается, а иметь право встать и сказать всему миру, за что ты готова умереть.
Валиана стояла некоторое время неподвижно, а потом преклонила перед Алиной колено и взяла ее за руку.
— Послушай, я не знаю, что все это значит. Не знаю, кто я такая и как много мне осталось. Я считала себя самой важной девушкой в мире, а теперь выяснилось, что я ничего не стою, даже этого плаща. Я не невинна и знаю это теперь. Незнание не означает отсутствие вины. Но ты невинна. Ты не сделала ничего плохого, но тебя хотят схватить и причинить тебе горе. А ты ничего дурного не сделала. У тебя есть право жить, чтобы понять, кем ты хочешь стать. Я слаба и не слишком хорошо управляюсь с клинком. Но думаю… думаю, что смогу стать смелой или, по крайней мере, попытаюсь. Думаю, что если кто-то попытается убить тебя, то я… даже не знаю, закрою тебя собой. Понятия не имею, насколько хорошо я смогу драться, скакать или выносить приговоры, но если кто-то поднимет на тебя руку, то, клянусь чем угодно, я остановлю его хотя бы своим телом, если ничем другим не выйдет.
Я хотел что-нибудь сказать, но не смог. Какая-то тяжесть нависла над нами, и мы стояли и слушали, как тихо плачет Валиана.
Не знаю, насколько долго мы там простояли, но потом Валиана оглянулась на Швею, и та кивнула ей, всего лишь раз.
— Швея, как… — Я поперхнулся словами.
— Тс-с, — шепнула она, не отводя взгляда от девочек.
Спустя миг Алина взяла правую руку Валианы и приложила ее к своей щеке.
Почему-то я знал, что она поступит именно так… Я знал, потому что…
— Нет, — сказала мне Швея. — Пока нет. Ты пока еще не готов понять.
Затем она сделала небольшой жест рукой, словно продевала иглу с ниткой сквозь ткань, и вопрос отпал сам собой.
— Все правильно? — спросила Валиана. — Это клятва? Я все верно сказала?
Швея посмотрела на меня.
— Ну, Фалькио, как ты думаешь, верно она сказала?
— Это моя клятва, — ответил я. — Я принес ту же самую клятву королю. И ты все сказала верно.
— Значит, свершилось? — тихо спросил Кест. — Плащи и клятвы — это все, что нам осталось?
Он переглянулся со Швеей — старуха подошла к нему и взяла за руку.
— Ты ведь уже знаешь ответ, сынок, — сказала она, стуча пальцем ему по лбу.
Кест кивнул.
— И ты знаешь, кто должен прийти, правда? — на этот раз ласково спросила она.
— Знаю.
— Ты учился и упражнялся, и теперь ты считаешь себя лучшим в мире, не так ли?
— Да, я лучший.
— Но ты же знаешь, что этого недостаточно?
Мне показалось, что в глазах у него блеснули слезы, и он сказал:
— Я знаю.
Она погладила его по руке.
— Говорю тебе, ты очень старался и многому научился. Но здесь у тебя слишком много. — Она снова постучала пальцем по его лбу. — И тут тоже слишком много. — Она погладила его по руке. — А вот тут недостаточно. — Она ткнула ему пальцем в грудь. — Твое время приходит, а ты не готов.
— Сколько еще? — спросил Кест.
— А насколько длинна нить у меня в руке? — спросила она.
— Я не знаю.
Швея ответила:
— Сегодня ночью. Это наступит сегодня ночью.
— Я не понимаю, — сказал я. |