— Это что ж вы мне предлагаете — скрыть от государя-императора эдакое изменение в политики империи? — в голосе губернатора громыхнула гроза.

— Как можно, ваше превосходительство! — искренне возмутился отец, — с чего бы моему Митьке вдруг менять политику империи?

— Молод я еще для этого, мне бы пока поучиться, советов опытных людей послушать, — Митя прижал руку к сердцу.

— Советы — палка о двух концах, — задумчиво проговорил Урусов. — В Петербурге народу гнилого не в пример больше, чем у нас в губернии. Кто знает, что там насоветуют.

— Даже у нас господина Лаппо-Данилевского проглядели. Моя вина, — отец склонил голову. — А ведь догадаться можно было: очень покойник любил говорить, что Кровная Знать изжила себя, теряет Силу, не нужна в современную эпоху пара и стали. Что власть должна быть в руках дворянства. Родион Игнатьевич не даст соврать — при нем ведь было!

— Говорил, не отрицаю, — Шабельский по-черепашьи втянул голову в плечи. — Но я никогда его не поддерживал!

— Значит, полагал, лучше нас с империей управится. Кровных побоку, а сами на наше место. Пригрели змею дворянскую на своей груди: а ведь не в первый раз уже… Декабрьское восстание 1825-го вспомните — окромя князя Трубецкого, дурня эдакого, сплошь всё дворяне в зачинщиках. И среди убийц покойного государя тоже их изрядно. Поболе, чем жидов! — губернатор явно сам удивился такому неожиданному своему выводу. — Жаль, сами фоморы Лаппо-Данилевского и прибили, вот кого я бы с удовольствием повесил.

— Мы не можем утверждать наверняка, но тела Лаппо-Данилевского с сыном найдены в их паро-телеге — видимо, пытались бежать. Ран нет, лица искажены ужасом, так что я позволил себе предположить, что их убили вовсе не люди. Возможно, чтоб те не выдали неких тайн, — доложил отец. На Митю он даже не покосился.

— А вот тайнами заняться следует. Лаппо-Данилевский земским гласным был, в губернские предводители дворянства шел. Вы уж озаботьтесь, князь, — сильно надавив на последнее слово, обратился он к отцу, — присмотреться, насколько распространены его пагубные идеи в дворянской среде губернии.

Митя почувствовал, как у него вдруг потеплело на сердце: к его отцу обращаются — князь! Почему-то было даже приятнее, чем слышать собственный титул.

— Всенепременно, ваше превосходительство, — с достоинством склонил голову отец. — Это мой долг.

— Ну так тем более надо юношу в Петербург везти — пусть все убедятся, что Кровная Знать нынче сильна, как никогда! — вмешался вдруг Шабельский.

На него поглядели удивленно, и он в очередной раз стушевался.

«Что ж это Родион Игнатьевич так меня выставить хочет?» — задумался Митя.

— Убьют, — вдруг обронил Урусов. Сказано было веско и без малейших сомнений.

— Вот именно, — вздохнул губернатор. — Убедиться-то убедятся, так ведь и избавиться захотят: много их будет, тех, кому наша сила невыгодна, — губернатор занес стиснутый кулак над столешницей, но посмотрел на оставшиеся с прошлого раза трещины и с усилием разжал руку.