— Не опасно полицмейстера отпускать? Вдруг он что-нибудь предпримет? — он уставился на пластрон отцовской сорочки, не находя силы поднять глаза выше, к лицу.

— Конечно же, предпримет, — согласился отец. — Меня весьма интересует — что именно.

— У него среди городовых и тюремных надзирателей могут быть доброжелатели. Все же он долго в полицмейстерах. Может их против тебя настроить.

— Обязательно попытается, — покивал отец. — Погляжу, с кого начнет. Все же весьма неудобно подозревать всех.

— Или все же в Петербург поедет, к тем своим покровителям, что еще в силе…

— Тогда это будет интересно не только мне, но и твоему дядюшке, — в очередной раз покивал отец. — Подозреваемого иногда полезно отпустить побегать на свободе — узнаешь больше, чем на допросе. Риск, правда, порой сложно рассчитать. И уж вовсе не следует рисковать, когда речь идет о собственном сыне, — мягкое прикосновением к щеке заставило Митю поднять голову. — Поэтому я просто спрошу и рассчитываю на правдивый ответ. Почему вас ночью не было в доме и где вы были?

«О сыне… Речь идет о собственном сыне…» — слова отца гулом отдавались в ушах Мити. Отец не поверил тетушке и по-прежнему не сомневается, что Митя — его сын. Или он… Что — или?»

— Мне… нам не понравилось вчерашнее поведение Людмилы Валерьяновны. — Ингвар, как всегда, прямолинеен, но сейчас обычно раздражающая бестактность германца показалась Мите спасением.

— Обоим не понравилось? — невозмутимо поинтересовался отец.

Ингвар гордо и непреклонно задрал голову, став похожим на идущего в бой гусака. Очень тощего гусака.

— И вы от всей широты и глубины своих оскорбленных юных душ сперва разнесли комнату Мити…

— Почему разнесли?

— Ну право же, сын, как еще можно назвать ободранные обои под неумело перевешанным зеркалом?

«Мара, нежить когтистая, — подумал Митя. — Да и Ингвар тоже, тот еще мастер.»

Ингвар ответил ему растерянным и одновременно возмущенным взглядом.

— А потом с утра пораньше удрали из дома и отправились… куда? — продолжил отец.

— Всего лишь опробовать автоматоны — мой и Зиночкин! Ингвар их оба починил — в подарок мне на именины! Ты знал? — с энтузиазмом откликнулся Митя. Губы его растягивала дурацкая счастливая улыбка. Значит, отец не сидел у себя, раздумывая, есть ли правда в словах тетушки, а пошел к нему и не обнаружил ни его, ни Ингвара. Это было очень плохо. Но почему-то огорчиться не получалось.

— Что у тебя именины? Вполне. Я, знаешь ли, тоже к этому событию причастен, — брови отца саркастически изогнулись.

— Нас вахмистр Вовчанский видел — неужто не сказал? — Митя старательно держал лицо.

— Почему же, сказал… ты ведь ему четкие указания выдал — сказать, если будут спрашивать. К счастью, я догадался спросить.

«Отец не только в комнату пришел, но и по городу успел порыскать», — сделал печальный вывод Митя. ощущение счастья отступило, сменившись настороженностью.

— Только на третьего вашего спутника молодой господин Альшванг не похож — отец оценивающего поглядел на него. — Ни ростом, ни костюмом.

— Никак нет, ваше высокоблагородие. — поклон Йоэля сделал бы честь любому из великих князей — идеально выверенный, невероятно грациозный и исполненный такого количества оттенков и смыслов, что даже самые большие знатоки светского этикета потеряли бы головы от восхищения.