Правда, выходило это как-то изящней, чем у полицмейстера. И не касалось альвов, хотя более инородных существ трудно было вообразить, не говоря уж о вере. Но альвы вызывали восторг, именно тем, что так отчаянно раздражало в неправильных подданных империи — своей чуждостью, инаковостью. Получается, в петербургском свете чужаками восторгались за то же самое за что унижали своих?
Мысль была странная и неприятная, и Митя поспешил ее отогнать. Вопрос о том, ехать ли в одном седле с портным тоже требовал обдумывания. Но тут Митя обнаружил, что не просто уже уселся в седло паро-коня, но и протянул Йоэлю руку, помогая забраться на заднее сидение, а значит — думать поздно. Остается хранить невозмутимость и утешаться тем, что альвийский портной — личность сугубо нужная. Даже больше, чем Ингвар!
— Так что вы хотели знать? Если насчет альвийскоrо шелка, так нечего тут обсуждать, я уже вам ответил, — устраиваясь на заднем сидении, пробурчал Йоэль.
— Ваш ответ мне не нравится, так что обсуждать есть что! — отрезал Митя, нажимая рычаги. Вороненый пустил струйку пара и поцокал вдоль по улице. — Но сейчас у меня иной вопрос. Вы, случаем, не знаете, кто или что такое… — он нахмурился, припоминая точнее, как же Алешка сказал, — … Эхо… нет, не так….
— Эохо, — вмешался Ингвар. — Эохо Эхкенд, я точно помню! Алексей Лаппо-Данилевский именно так ту тварь назвал! Полагаете, это было что-то альвийское?
— Что альвийское было, и причем тут Лаппо-Данилевский? — в голосе Йоэля прозвучала отчетливая неприязнь.
Митя покосился через плечо на напряженно подавшегося вперед альва. Автоматоны цокали по просыпающейся улице. Слышался перезвон колокола — в церкви через пару улиц звонили к Воскресной заутрене. Из дома впереди выскочила кутающаяся в плащ женщина и заспешила в ту сторону, из дома напротив чинно проследовало купеческое семейство: папенька, маменька и дальше, как утята, выстроившиеся цепочкой по росту одинаково кругленькие и принаряженные детишки. Из оставшегося позади переулка вывернула карета четверней — тоже, наверняка, туда спешили.
Митя подал автоматон в сторону, давая карете возможность проехать:
— В пещеру, где мы прятали драккар, явился Лаппо-Данилевский-младший, и провел там некий… обряд.
— Поросенка утопил, — пробурчал Ингвар.
— После чего из воды явилось некое… существо, которое он назвал потомком этого Эохо Эхкенд и наследным властителем стеклянного дворца.
— Башни, — поправил Инпвар.
— Может, и башни. — кивнул Митя. — Потом он вызвал из воды что-то в бутылях…
— Скорее, в амфорах. — Ингвар все же любил точность. — Оно булькало, но навряд это было контрабандное бренди. Наверняка там что-то похуже!
— Вы уверены? — засомневался Йоэль.
— Да помилуйте, это же Лаппо-Данилевские! — фыркнул Митя.
Возражений не последовало, даже Ингвар задумчиво покивал.
— А еще когда мы всё это взорвали вместе с пещерой, повалил кровавый туман, — добавил тот, — от простой контрабанды такого не бывает.
— А вы его взорвали? — пробормотал Йоэль.
— Полагаете, стоило оставить такое поблизости от города? Я же здесь живу! — возмутился Митя, — да и была надежда, что и Алешка с господином потомком не выберутся. Увы, Алешка, как видите, уцелел.
— Значит, и потомок тоже, — вздохнул Ингвар.
— Поросенок, это, конечно, не кошерно, — задумчиво протянул Йоэль. — Мне неловко обманывать ваши ожидания. |