– Не надо, девочка… не надо. Не сейчас…
Я забилась в его неожиданно сильных руках, мыча, мотая головой, пытаясь освободиться.
А потом…
Флавия вдруг обернулась. Ее рот раскрылся, обнажая ряды игольчатых зубов.
– Не могу! Не могу-у-у! – проревела она раненым быком. – Моя!!!
И метнулась ко мне, словно расплылась в воздухе. Я даже не успела перепугаться, даже вдохнуть не получилось. И в это же мгновение с места сорвался Винсент, вцепился в расплывчатый силуэт, заламывая ей назад голову, ломая шею… И в следующее мгновение они вывалились прочь, втянулись в чернильную кляксу, которая возникла прямо в воздухе.
– Ох ты ж, – горячо выдохнул мне в макушку Брист и выругался.
А затем пространство вокруг начало внезапно комкаться, ломаться со скрежетом и треском, как будто чья-то чудовищная рука сминала его, как бумагу. Я с трудом понимала, что происходит.
– Ильса, держись! – закричал наставник, хватая меня за предплечье. Больно так схватил, дернул куда-то на себя. Вокруг нас все сжималось и комкалось, и вот меня уже тащит вслед за Бристом, и жар ползет по животу, повторяя вырезанные узоры, и во рту кисло и одновременно солоно…
Мы вывалились где-то среди холмов, явно неподалеку от Бреннена, и первое, что я увидела, отерев слезы и проморгавшись, были две неподвижные фигуры, лежащие поперек пустынной дороги, в охряной колее. Мужская, в темном, и женская, в легкомысленном платьице. Их было видно даже в утренних сумерках.
– Винсент! – завопила я. – Пустите! Пусти-и-и!
Он разжал руки, мой наставник, и я, захлебываясь рыданиями, со всех ног рванула туда, спотыкаясь, падая и путаясь в подоле платья. Один раз больно ударилась грудью, но, хрипя, оттолкнулась ладонями от земли и побежала дальше. Остались считаные шаги…
Винсент лежал совершенно неподвижно, навзничь, поверх иссохшейся куколки сестры. Его пепельные волосы казались совершенно седыми. А над ним… Как будто что-то клубилось, вроде облачка темного дыма, и этот дым изнутри разъедало сверкающими контурами кольца.
Но я… я даже не задумалась, что бы это могло быть.
В голове вместе с пульсом колотилось: Винс, Винсент, пожалуйста, пусть ты останешься жив!
С каждым шагом разрастался странный жар в груди, он полз снизу, от сердца, к горлу и в какой-то миг вылетел изо рта невесомым сверкающим кругляком. Я невольно остановилась, закашлявшись. Потом… так странно и красиво это было. Множество сверкающих колечек неслось по воздуху со всех сторон, они сияли ярко, как тысячи маленьких солнц, разгоняя сумерки, и впивались крошечными жалами в дымное облако. До тех пор, пока не заключили его в сияющий кокон.
Я моргнула.
И в этот миг рвануло так, что меня отбросило назад, на спину. В небе рассыпалась пригоршня звезд, таких ярких, что невозможно было смотреть, не щурясь. А потом все стихло.
Перекатившись на бок, откашлявшись, я уже на четвереньках поползла вперед.
– Винсент… пожалуйста…
Я выдыхала мольбы вместе с рыданиями, я задыхалась, но ползла. А добравшись, схватила Винсента за руку. Она была теплой и совершенно безвольной.
– Ви-и-инс! – Подвывая от ужаса, я схватила его голову ладонями, прижалась лбом к его лбу. Потом, уже не соображая, покрыла лицо поцелуями. – Пожалуйста, не умирай! Будь со мной!
Принялась нащупывать пульс – и не сумела. Так и замерла, положив голову ему на грудь, мыча, как раненое животное, не переставая стискивать его руки. Как же так? Почему так несправедливо? Почему ар Мориш живет и здравствует, а человек, которого я люблю, уже нет?
Что я буду делать теперь без Винса?
Тело подо мной судорожно дернулось, раз, другой. |