— Сейчас нам бы только выжить... Но если выжить можно только ценой бесчестья, то мы предпочтем умереть всем племенем. Мы хотим жить красиво.
Она не поняла:
— Красиво?
— Красиво, — подтвердил он гордо. Она видела, как выпрямилась его спина. Плечи раздвинулись. — Достойно. Гордо. Красиво жить и красиво
умирать.
И снова он видел, как она кусала губы, отводила взор. Спросил, уже немножко сердясь:
— Должна ли ты таиться даже от меня? Что у тебя на сердце?
— Да так, — прозвучал ее ответ. — Я просто не поняла... Ты вчера ночью заходил в шатер, где едут твои женщины. И вышел ты... почему-то
хмурый.
Она видела, как он вздрогнул, даже сжался, так непривычно видеть всегда гордого и с расправленными плечами богатыря. Она ждала затаив
дыхание. Наконец он пробурчал с великой неохотой:
— Да так... Малина, это моя давняя подруга, зазвала. Обещала показать что-то особенное.
— Показала? — спросила она едва слышно.
Ее пальцы сжались на поводе коня с такой силой, что не смогла бы разжать и воинская дружина. Затаила дыхание, страшась, что синеглазый витязь
заметит.
Рус отмахнулся:
— Это я уже видел у коров. И коней. И овец... Нет, сердце жаждет чего-то необыкновенного. Иногда просто плакать хочется от этой жажды.
Наверное, потому мы и стали беглецами... Не из страха гибели, а по жажде увидеть странных двухголовых людей, что живут за горами, одноглазых
великанов Степи, огромных летающих Змеев, которые воруют женщин и живут с ними в пещерах...
Она слушала молча. Рус говорил как-то торопливо, быстрее обычного, словно оправдывался. Она все молчала. Наконец он прервал себя на
полуслове. Голос ее золотоволосого спасителя стал почти умоляющим:
— Ис!.. Я же вижу, ты хотела что-то сказать!
— Да? — спросила она нейтрально, сдерживая себя изо всех сил, но сердце стучало счастливо.
— Потому Малина и позвала, что я перестал заходить к ней... да к другим с того дня... с того дня, как появилась ты! Я сплю у костра с
воинами. Правда, Чех и Лех тоже у костров, но я в самом деле... Ис, сердце мое привязано только к тебе.
Она опустила голову, пряча счастливые глаза. Этот воин и так сказал очень много. Похоже, со временем она сумеет принудить сказать и больше.
А то и сделать.
Они двигались сутки за сутками, земля оставалась испятнанной следами зверья, птиц, в воздухе порхали мотыльки, сверкали мертвым слюдяным
блеском крылья стрекоз. Глаза всегда серьезного Чеха блестели радостью. Ни малейших следов человека! Наконец-то вступили в земли, куда еще не
ступала людская нога. Крайний Север, Гиперборея, земли странных чудовищ, диковинных зверей...
Люди с каменоломен быстро обрастали жилистым мясом, в то время как остальные беглецы оставались тощими, под началом Совы изготовили себе
оружие: сперва простые пики с обугленными для крепости в пламени костра концами, потом сделали железные насадки.
Сам Сова с самыми выносливыми сдружился с кузнецами, помогал, наконец Рус увидел его уже с настоящим боевым топором, искусно выкованным, с
рукоятью из старого дуба, а на поясе появились два ножа в добротных ножнах.
Однажды ехали в настороженном молчании, когда впереди увидели дозор, что несся навстречу полным галопом. Чех напрягся, в глазах была досада:
Лех и без нужды гоняет так, что конь вот-вот падет. |