|
.. но это крепкие люди. В каменоломни слабых не отправляют, там выживают только самые сильные из сильных. А их переход через горы? Их живучесть невероятна. Уже сегодня половина слезет с повозок. А завтра все пойдут своими ногами. Вот только еды у нас больше нет! Ты велел их накормить, а на это ушло все, что у нас было. Лех засмеялся, а Рус сказал разозленно: — Так отправь наших людей в стороны! Остался же кто-то на ногах? Пусть поищут дичь. Корнило поклонился: — Я уже велел от твоего имени. Он ушел, а Лех предложил: — Ну? Я пойду разгоню? — Они сожрали все мои запасы, — ответил Рус сердито. Он чувствовал себя глупо, как никогда, отводил глаза. — Пускай теперь хоть как-то отслужат. Я должен переложить на них какую-то работу. Потом, когда обрастут мясом. Или хотя бы перестанут падать от ветра. Русу передали, что Чех в ярости. Старший брат, как Рус сам видел, стиснул челюсти, брови сшиблись на переносице, вид был настолько грозен, что даже бояре страшились подходить близко. Не ровен час, даже спокойный человек может потерять терпение. Особенно тот, у кого такие братья. Однако Чех пересилил себя, смолчал. А Леху сказал, что Рус после этой дурости какое-то время не натворит новых. Будет расхлебывать эту, а они в племени вздохнут с облегчением. Рус в самом деле ближайшую неделю сам устраивал облавы на зверя, птицу, в каждом из ручьев, которые пересекали, ловил рыбу. Нужно было кормить не только своих, но и голодных рабов. Они на глазах обрастали мясом. Это оказались очень сильные жилистые люди, иные были просто гиганты. Рус обратил внимание на шрамы — такие получают от острого металла, а не камней, — подозвал Сову: — Раз уж мы едем вместе, рассказывай о своих людях. И кто ты сам? Сова поклонился. Он был на голову ниже Руса, но в плечах настолько шире и массивнее, что разница в росте вроде бы и не чувствовалась. Его кости были широки, а ладони выглядели как лопаты. Лицо все еще было худое, а глаза прятались под выступающими надбровными дугами, но теперь в них горел яростный огонь жажды жизни. — Я был воином, — ответил он невесело, но в голосе невольно прозвучали ярость и тщательно упрятанная гордость. — Сперва ратником, потом командовал конным отрядом. Не хвалюсь, но я не знал поражений. В тридцать лет уже воевода! Да... я был самым молодым военачальником в войсках Пана. Он умолк, Рус поторопил нетерпеливо: — Но почему вдруг там, в каменоломнях? — Не на того поставил, — ответил Сова с хмурой усмешкой. — Когда на кордоне началась драка между начальниками крепостей, пошли в ход доносы, подкупы, я вынужден был принять чью-то сторону. Иначе бы меня сожрали. Ну, а потом оказалось, что противник нашел кого-то нужного во дворце. Словом, меня обвинили в измене. Так я оказался в темнице. А потом самых крепких послали ломать камень для царского дворца. — Для царского дворца не нужен был камень. Сова хмуро усмехнулся: — Так это называлось. На самом деле дворец строили для Коломырды. Она часто приезжала, смотрела. — Ладно, поверю, — сказал Рус нехотя. Верить не хотелось, но слишком часто подтверждалось, что не все ладно было в землях его отца. — А другие? Сова пожал плечами: — Разные люди. |
