Рус видел, как зоркие глаза брата все чаще посматривают по сторонам. Внезапно его брови взлетели вверх. Рус
проследил за его взглядом, и у самого дух перехватило от восторга.
Из-за поворота открылся вид на гигантское дерево, каких еще не видывал свет. Оно вздымалось над вершинами деревьев, как дуб над кустарником.
Нижние ветки начинались там, куда едва достигали их вершинки. И если ветви других деревьев шевелились, то это стояло недвижимо, будто высеченное
из камня.
Чех оглянулся, простер дланью:
— Ехать в том же направлении!.. Лех, возглавь.
— А ты?
— Посмотрю ближе, — пророкотал Чех.
Лех вздохнул, хотя глаза блестели гордостью. Выпрямился, звонким и чистым голосом подозвал дозорных. Застучали копыта, взметнулся ворох
перепрелых листьев. Они умчались, беглецов поведет Лех, и пусть видят, что все три брата — могучие исполины, умеющие не только побеждать в бою,
но и заботиться о племени.
Чех буркнул:
— Рус, Гойтосир и ты, Буська... со мной. Остальным следовать с отрядом.
Не спрашивая, они втроем последовали за вождем, которого все чаще называли князем.
Оставив коней у подножия горы, они долго карабкались по круче. Из щелей торчали корни деревьев, это помогало взбираться. Исполинское дерево,
что стояло на самой вершине, вырастало на глазах, превращалось в нечто чудовищное, даже не дерево, а что-то невообразимое, уцелевшее с тех
времен, когда еще боги ходили по земле.
Первым на кручу взобрался Буська. Когда братья вскарабкались, мальчишка уже щупал детскими ладошками кору, дивился чудовищным чешуйкам,
исполинским трещинам в коре, которые уже погубили бы любое другое дерево.
— Как на такое и лезть... — пробурчал он, в тонком голосе был страх.
Чех, не переводя дыхание, схватил его и подбросил вверх:
— Вот так!
Буська ухватился за нижнюю ветку, подтянулся, мелькнули босые пятки. По ветке перебрался к стволу, там полез, втискивая голые ступни в щели,
цепляясь за выступы, наросты, наплывы, а потом пошли ветви, и он вскоре скрылся из виду.
— Царь-Дерево, — сказал Чех почтительно. — Я даже не думал, что на свете могут быть такие!
— На том свете, откуда мы пришли, — возразил Гойтосир. — А здесь, может быть, золотые клады Змеи стерегут под каждым кустом!
Они ждали долго. Наконец с высоты донесся едва слышный голосок, полный восторга:
— Там долина раздваивается!.. Нет, даже растраивается!.. А конца не видно!..
Братья переглянулись. Рус увидел в глазах Чеха то же выражение, что и в глазах Гойтосира. А по их лицам видел, что его глаза вспыхнули такой
же надеждой.
— Я полез, — сказал Чех торопливо. — Надо проверить.
Рус едва успел подхватить его топор, мешок, колчан и лук, а Чех, подпрыгнув с медвежьим проворством, ухватился за сук, подтянул свое могучее
тело, как исполинская белка, взобрался выше, с тяжелым сопением почти побежал вверх по дереву, часто скрываясь за ветками. Рус и Гойтосир
следили затаив дыхание. Сверху сыпались чешуйки коры, постепенно шелест в ветвях отдалился настолько, что там все затихло.
— Эх, — сказал Гойтосир внезапно, — когда еще спустится!
Он с силой вонзил топор в ствол, встал на него ногами, дотянулся до ближайшей ветки. Тяжелый, немолодой, он карабкался медленно, отдувался,
но не останавливался, лез и лез, пока не скрылся из виду. |