Она еще не имеет названия. Так назовем же ее в память о нашем отце, которого мы любим, несмотря ни на
что, — страной Пана, Паннонией!
Лех и Рус переглянулись. Чех сказал то, что они и сами бы сказали... чуть погодя. Просто у них поступки всегда опережали слова, а старший
брат на то и старший, что сперва подумает, еще раз подумает, а лишь потом скажет.
— Паннония, — повторил Лех задумчиво. — Когда велишь остановиться?
Чех оглянулся на медленно бредущих людей, едва-едва ползущие повозки. Слышался смех, веселые вопли. Дети уже не сидели без сил на подводах, а
бегали наперегонки. Один ухитрился нацепить на острогу огромную рыбину, за ним гонялись с визгом и хохотом.
— Ожили, — сказал он с великим облегчением. — Ожили... Когда? Наступает осень, а к зиме надо успеть хотя бы накопать землянок. Еще лучше —
срубить хоть какие-то дома.
Лех кивнул. Срубить дом можно за день-другой, а на все племя — за неделю. Нужно только, чтобы лес был под рукой. А здесь среди степи
попадаются лишь крохотные гаи.
— Когда дашь знак?
Чех покачал головой:
— Нужно идти до первых заморозков. А вы двое садитесь на коней, дуйте вперед. Там развилка... долина расходится тремя клиньями. Пусть один
проедет по одному рукаву, другой по другому...
Лех сказал живо:
— Еще кого-нибудь возьмем? Там три рукава, ты сам говорил.
— Пожалуй...
— Ерша, — предложил Лех. — Или Бугая, а то засиделся. Можно Твердую Руку.
Чех подумал, покачал головой. К удивлению братьев, сказал неспешно:
— Третьим пусть едет Сова.
Лех поморщился:
— Раб из каменоломни?
Рус ощетинился, а Чех сказал обыденно:
— Вы все сейчас — изгои. А он — неплохой воевода. Я как-то говорил с ним, человека сразу видно.
Лех обиделся:
— Будто среди наших мало славных воевод! Одного Бугая взять...
— И Бугай хорош, — согласился Чех, — но Сова из кожи лезет, чтобы увидели его полезность. Не знаю, что замыслил, но уж очень старается.
Раздался дробный топот копыт. Подскакали смущенные дозорные. Чех весело скалил зубы. Дозор увидел то, что он еще вчера узрел с верхушки
дерева. В зеленую долину словно бы врезались два острых клина, рассекая ее на три рукава. И настолько одинаковых, что никто не знал, по какому
из них идти.
— Привал, — велел он. — Ну и что, если еще полдень? Зажигай костры! Гойтосир, где ты? Подумай, не приходится ли на сегодня какой-нибудь
праздник?
Ночью Русу казалось, что костров в степи полыхает столько, сколько звезд на небе. Ис вместе с ним бродила от костра к костру, слушала песни,
с изумлением смотрела на зажигательные пляски. Мужчины плясали до упаду, а женщины и дети только смотрели с телег. Здесь был мир мужчин, и хотя
никто не запрещал женщинам ездить верхом или охотиться хотя бы на зайцев, те лишь гордо указывали на мужчин. Это их дело. Если же на коня сядет
женщина, то это укор мужчине, который не сумел обеспечить, накормить, привезти...
— И ты так считаешь? — шепнула она ему тихонько.
Он признался:
— Сперва — да. Потом решил, что ты ведь из другого племени. Ты не обязана следовать нашим обычаям. Если, конечно, не будешь нарушать главные.
— Главные?
— Да. |