|
За их спинами в самом деле теснились дубки помоложе, хоть и не шибко юные. А дальше виднелись такие же могучие деревья, стоят плотно, не давая ворваться ни сухому ветру, ни злому морозу. Рус в затруднении глядел в проходы. Все три одинаковы, как угадать, какой окажется тупиком, какой выведет к реке, а какой заведет в болото? — Давай разделимся, — предложил он. — Ты иди по правой, я — по левой. Сова пусть съездит по средней. Лех подумал, сказал великодушно: — Лучше ты едь по правой. — Лех... — Ладно-ладно. Я скорее отобьюсь! Рус растроганно обнял брата, Лех с неудовольствием высвободился, вытер щеку: — Фу, как девку... Поехали! Сова, скачи до полудня. Если и дальше все такое же, возвращайся все равно. Чех будет беспокоиться. Он пришпорил своего красного коня, унесся — прямой, с развевающимися за спиной оранжевыми, как спелая пшеница, волосами. Длинный меч в широких ножнах как приклеился к спине, только черная рукоять ныряет, будто в волнах, среди золота волос. Сова молча улыбнулся, поднял руку в прощании. Конь пошел под ним ровной уверенной иноходью. Бывший воевода слегка горбился, но это была поза хищного зверя — отдыхающего, но готового к прыжку. Он уже чувствовал, что долго на побегушках у братьев не останется. Рус проводил обоих любящим взором, вздохнул и повернул коня. Лех послал по правой, ибо все злое и недоброе находится слева. А Лех быстрее хватается за меч, конь под ним злее и скачет как гигантский олень, сам Лех выходил без единой царапины из таких схваток, где и бывалые воины не сумели бы спасти жизни. Как хорошо, когда есть братья! Братья, что берегут друг друга. Слева скачками двигалась стена одинаковых гигантских деревьев, справа на расстоянии полета стрелы — другая, а он мчался по зеленой просеке, ровной и заполненной сочной травой. Деревья стояли как в строю, одинаково рослые, ни одно не выдвинулось ни на полшага. Его всегда удивляло, что лес начинается так внезапно. Тянется Степь, тянется, ни кустика, а потом вдруг разом дорогу перегораживает стена деревьев-исполинов. То ли сами хранят лесную клятву, то ли неосторожных стаптывают козы и олени, но лес всякий раз начинается одинаково. Редко край леса опушивал кустарник, его так и звали — опушка, но чаще даже кусты прятались за могучие спины деревьев-щитов. Он не заметил, когда просека расширилась, почти до полудня скакал и скакал, а от одной стены леса до другой было не меньше двух полетов стрелы. Несколько раз пытался остановиться, но что-то заставляло гнать коня дальше и дальше. Солнце уже зависло в зените, а он в злом нетерпении вглядывался в даль. Ну хотя бы что-нибудь! Боги, подайте знак! Что-нибудь помимо выскакивающих зайцев, жирных птиц, кроме белеющих в траве костей задранных волками оленей... Он в самом деле взял повод и собирался остановить коня. На этот раз остановит и повернется... И тут лесные стены начали раздвигаться. Лесная просека стала шире. И дальше, похоже, она расширялась еще больше. — Победа, — прошептал он с великим облегчением. — Боги, это и есть знак, какой я ждал! Солнце зависло над обрием, когда он на взмыленном коне выехал на место встречи. Сердце дрогнуло, затем в груди стало холодно, как в могиле. При его приближении вспорхнула стая птиц, но сколько ни кружил, ни всматривался в примятую траву, но отыскать удалось следы Леха и Совы только в одну сторону. |
