Бывший же начальник эскадры Орлов и ее ближайший
командир Грейг в то время находились в Москве, а еще спрашивать было
некого. В иностранных газетах проскользнула только кем-то пущенная весть,
будто какие-то моряки видели в океане разбитый корабль, без команды,
несшийся далее на запад, к Мадере и Азорским островам. Подойти к нему и
его осмотреть не допустил сильный шторм.
"Жаль барыньку, - мыслил священник, глядя на Ракитину, - экая умница,
да степенная! Богата, молода... Вот бы парочка тому-то, претерпевшему,
спаси его господь!.. Нет, видно, и он погиб с другими, был бы жив,
отозвался бы на родину, товарищам по службе или родным..."
Он улучил однажды свободный час и разговорился с Ириной.
- Скажите, барышня, - произнес священник, - я слышал от племянницы о
вашей печали, вас, очевидно, с расчетом развели враги, подставили вам
другого жениха. Как это случилось? Почему пренебрегли Концовым?
- Сама не понимаю, - ответила Ирина, - мой покойный отец был расположен
к Павлу Евстафьевичу, ласкал его, принимал, как доброго соседа, почти как
родного. А уж я-то его любила, мыслью о нем только и жила.
- И что же? Как разошлось?
- Не спрашивайте, - произнесла Ирина, склонив голову на руки, - это
такое горе, такое... Мы видались, переписывались, были встречи... я ему
клялась искренно, мы только ждали минуты все сказать, открыть отцу...
Ракитина смолкла.
- Ужасно вспомнить, - продолжала она. - Отец, надо полагать, получил
какое-нибудь указание, Концова могли ему чем-нибудь опорочить - могли на
него наклеветать... Вдруг - это было вечером - вижу запрягают лошадей.
"Куда?" - спрашиваю. Отец молчит; выносят вещи, поклажу. У нас гостил
родственник из Петербурга; мы втроем сели в карету. "Куда мы?" - спрашиваю
отца. "Да вот, недалеко прокатимся", - пошутил он. А шутка вышла такая,
что мы без остановки на почтовых проехали в другое имение за тысячу верст.
Ни писать, ни иначе дать весть Концову мне долгое время не удавалось, за
мной следили. И уже когда отец тяжело заболел в том имении, я отцу все
высказала, молила его не губить меня, позволить известить Концова. Он
горько заплакал и сказал: "Прости, Ариша, тебя и меня, вижу, жестоко
обошли". - "Да кто? кто? - спрашиваю, - ужли тот родной искал моей руки?"
- "Не руки - денег искал, да боялся, что Концов, оберегая нас, помешает
ему. Он наскочил на его письмо к тебе, наговорил на Концова и склонил
меня, старого, увезти тебя. Прости, Аринушка, прости; бог покарал и его,
недоброго; взял он у меня взаймы, но в Москве проигрался в карты и
застрелился, - оставил письмо... вот оно, читай; на днях его переслали
мне". Отец недолго потом жил. Я возвратилась в Ракитное; Концова уже не
застала там; умерла и его бабка. Я писала в Петербург, куда он выехал,
писала и в чужие края, на флот; но тогда была война, письма к нему,
очевидно, не доходили. |