Изменить размер шрифта - +

   Священник снабдил Ирину нужными наставлениями и советами, дал ей письмо
к своей крестнице, кастелянше дворца цесаревича. Ракитина наняла кибитку и
через Царское Село  отправилась  на  собственную  мызу  великого  князя  -
"Паульслуст", впоследствии Павловск.
   Кастелянша приняла Ракитину весьма радушно. Она,  приютив  ее  у  себя,
показала ей диковинки великокняжеского сада и парка, домики Крик  и  Крах,
хижину Пустынника, гроты, пруды и перекидные мосты.
   Было  условлено,  что  Ирина  сперва  все  изложит   ближней   фрейлине
цесаревны, недавней смолянке, Катерине Ивановне Нелидовой.
   - Когда же к Катерине Ивановне? - спрашивала Ирина,  ожидая  обещанного
ей свидания.
   -  Занята  она,  надо  подождать,  на  клавикордах  все  любимую  пьесу
цесаревича, какой-то гимн изучает для концерта.
   Ирина шла однажды с своей хозяйкой по парку. Вдруг  из-за  деревьев  им
навстречу показалась белокурая дама, в  голубом,  без  фижменов,  шелковом
платье.
   - Кто это? - спросила Ирина.
   - Цесаревна, - ответила - чуть слышно, низко кланяясь, кастелянша.
   Ракитина обмерла. Двадцатидвухлетняя, стройная,  несколько  склонная  к
полноте красавица, великая княгиня  Мария  Федоровна  прошла  мимо  Ирины,
близорукими,  несколько  смущенными  глазами  с  удивлением   оглядев   ее
монашеский наряд. За цесаревной, со свертком нот и  скрипкой  под  мышкой,
шел худой и высокий рябоватый мужчина, в темном кафтане и треуголе.
   - А это кто? - спросила Ракитина, когда они прошли.
   - Паэзиелло, - ответила кастелянша, - учитель музыки ее высочества.
   Ирина с восхищением разглядела редкую красоту цесаревны, нежный румянец
ее лица и какие-то алые и синие цветы в ее  роскошных  белокурых  волосах,
вправленные  для  сохранения  свежести  в  особые,  крохотные   стеклянные
бутылочки с водой.
   Поодаль за цесаревной следовали две фрейлины. Одна из  них,  невысокая,
худенькая и подвижная брюнетка, поразила Ирину  блеском  черных,  сыпавших
искры живых глаз. Она весело болтала с сопутницей. То была Нелидова.  Мило
прищурясь сделавшей ей  книксен  толстой  кастелянше,  она  ей  сказала  с
ласковой улыбкой:
   - Все некогда было, Анна Романовна, - все гимн... завтра утром.
   "Итак, завтра", - подумала Ирина, восторженным взором провожая  чудных,
нарядных фей, так нежданно мелькнувших перед нею в парке.
   В назначенный час Анна Романовна провела Ирину во фрейлинский  флигель,
бывший рядом с гауптвахтой, и усадила ее в небольшой приемной.
   - Катерина Ивановна, видно, еще во дворце, у великой княгини, - сказала
она, - подождем, голубушка, здесь; скиньте ваш клобучок... жарко.
   - Ничего, побуду и так...
   Комната была украшена  вазами,  блюдами  на  этажерках  и  медальонами,
вправленными в стены.
   - Это все работа великой княгини, - произнесла кастелянша. - Взгляните,
матушка, что за мастерица,  как  рисует  по  фарфору...  А  вон  в  черном
шкапчике  работа  из  кости;  сама  режет  на  камнях,  тушует  по  золоту
ландшафты, точит на станке.
Быстрый переход